– Что за заяц? Собака или кошка?
– Заяц, говорят тебе! Я сам раздавил!
– Собака или кошка?
Они смотрели друг на друга в упор. Лебенталь глазом не моргнул.
– Собака, – нехотя признался Бетке.
– Овчарка?
– Овчарка! Ты уж скажи сразу слон! Среднего размера. Как терьер. Но жирная.
Лебенталь ничем не выдал своего волнения. Собака – это мясо. Неслыханная удача.
– Мы не сможем ее сварить, – сказал он. – Даже освежевать не сможем. У нас же нет ничего.
– Доставлю освежеванную.
Бетке начинал нервничать. Он знал: по части харчей кухонный шнырь легко заткнет его за пояс. Поэтому, чтобы соперничать с ним за Людвига, надо раздобыть что-нибудь эдакое с воли. Ну хоть кальсоны из искусственного шелка. Людвигу понравится, и ему, Бетке, тоже будет удовольствие.
– Хорошо, я ее тебе даже сварю, – сделал он еще одну уступку.
– Все равно трудно будет. Нужен нож в придачу.
– Нож? Нож-то зачем?
– У нас нет ножа. Как мы ее разрежем? Этот, с кухни, обещал мне…
– Ладно, ладно, – нетерпеливо перебил его Бетке. – Будет тебе нож.
Кальсоны надо купить голубые. Или лиловые. Лиловые, пожалуй, лучше. Неподалеку от склада есть магазинчик, там подберут. Если ненадолго, надзиратель отпустит. А зуб он продаст дантисту, что рядом живет.
– Будь по-твоему. Нож так нож. Но на этом баста.
Лебенталь понимал: сейчас из него уже мало что выжмешь.
– Ну и буханка хлеба, конечно, – сказал он. – Без хлеба никак нельзя. Когда?
– Завтра вечером. Как стемнеет. За гальюном. И зуб принеси! Не то…
– А терьер хоть молодой?
– Откуда я знаю? Совсем рехнулся, что ли? Средний такой. Тебе-то какая разница?
– Если старый, вари подольше.
Казалось, еще секунда, и Бетке разорвет Лебенталя на куски.
– Больше ничего не желаете? – спросил он тихо. – Моченой брусники? Черной икры?
– Хлеба.
– А разве кто-то говорил о хлебе?
– Шнырь с кухни.
– Заткнись. Ладно, поглядим.
Бетке вдруг заторопился. Ему уже не терпелось посулить Людвигу кальсоны. Вообще-то он даже не против, если этот кухонный придурок будет его подкармливать, но когда у него на руках такой козырь, как кальсоны, тут дело верняк. Людвиг очень уж любит покрасоваться. А нож он где-нибудь стащит. Хлеб тоже нетрудно раздобыть. А терьер-то на самом деле не больше таксы.
– Так что завтра вечером, – сказал он. – Жди за уборной.
Лебенталь возвращался в барак. Он сам еще не вполне верил своему счастью. Ветеранам-то он, конечно, скажет: заяц. Не потому, что кто-то побоится есть собачатину, – в зоне иные лагерники не брезговали даже мясом трупов, – а просто потому, что маленько прихвастнуть – одна из радостей его ремесла.
А кроме того, он ведь любил Ломана – значит, за его зуб надо было выменять что-то особенное. А нож в зоне запросто можно будет продать – вот и деньги на новые закупки.