Искра жизни

Нойбауэр глядел прямо перед собой. Он действительно был искренне убежден, что Бланк и вправду провернул блестящую сделку. На какую-то секунду у него даже мелькнула мысль, не продать ли Бланку эту груду развалин обратно – хотя бы за ту же цену. Однако это было против партийных принципов. А кроме того, даже строительный мусор и щебень с этих развалин – и тот стоит дороже, чем он в свое время заплатил Бланку. Не говоря уж о земле! Пять тысяч он заплатил. Одной арендной платы за год набегало пятнадцать тысяч! Пятнадцать тысяч! Все прахом!

– Что это с вами? Что это вы все руками дергаете?

– Ничего, господин оберштурмбанфюрер. Это я упал, давно, много лет назад…

Бланка бросило в пот. Крупные капли катились по его лбу, набегая на глаза. Правым глазом он моргал чаще, чем левым. Левому, стеклянному глазу пот мешал не так сильно. Он боялся, что Нойбауэр истолкует его дрожь как издевку. С Бланком и не такое уже бывало. Но Нойбауэр в эту минуту ни о чем таком не думал и даже не вспомнил, что тогда, незадолго до купли-продажи, Вебер Бланка в лагере допрашивал. Он просто смотрел на груду развалин.

– Вы поступили умнее, чем я, – сказал он. – Может, в то время вам так и не казалось. Но сейчас вы бы все потеряли. А так у вас есть вполне приличные деньги.

Бланк в страхе даже не решался отереть пот.

– Так точно, господин оберштурмбанфюрер, – бормотал он.

Внезапно Нойбауэр глянул на него испытующе. Его пронзила одна мысль. Мысль эта в последние недели навещала его все чаще. Первый раз она его ошарашила, когда горело здание «Меллернской газеты», он ее отгонял, но она возвращалась снова и снова, как назойливая муха. Возможно ли, что такие, как вот Бланк, снова придут к власти? Судя по виду жалкого субъекта, что стоял сейчас перед ним, этого никак не скажешь, – руина, а не человек. Но и груды развалин вокруг – тоже ведь не что иное, как руины. Глядя на них, как-то трудно думать о победах. Особенно когда это руины твоего собственного дома. А тут еще Сельма с ее карканьем! Да и в газетах новости ничуть не лучше! Русские уже под Берлином, как ни крути, но это факт. Рур окружен, это тоже факт.

– Послушайте, Бланк, – произнес он как можно дружелюбней. – Я ведь очень прилично с вами обошелся, разве нет?

– Более чем! Более чем!

– Вы должны это признать, не так ли?

– Всенепременно, господин оберштурмбанфюрер. Всенепременно.

– Человечно…

– Очень человечно, господин оберштурмбанфюрер. Премного вам благодарен.

– Вот видите, – сказал Нойбауэр. – Не забывайте об этом! Я из-за вас многим рисковал. Что вы вообще тут делаете? В городе?

У него чуть не вырвалось: «Почему вы вообще не в лагере?»

– Я… я…

Бланк весь взмок. Он не мог понять, к чему клонит Нойбауэр. Но по опыту хорошо знал, что если нацист разговаривает дружелюбно, значит, заготовил какую-нибудь особенно страшную шутку. Вот так же и Вебер с ним разговаривал, прежде чем глаз ему выбить. Он клял себя за то, что не утерпел и вылез из своего убежища, но уж очень ему хотелось взглянуть на свой бывший магазин.

Нойбауэр видел его смятение. И решил не упускать такую возможность.

– Вы же знаете, Бланк, кому вы обязаны своей свободой?

– Так точно! Конечно же, благодарю вас, тысячу раз благодарю, господин оберштурмбанфюрер.

Свободой своей Бланк был обязан вовсе не Нойбауэру. И они оба это знали. Но на фоне дымящихся развалин все прежние понятия начали вдруг таять. Ни в чем уже нет уверенности. Обо всем надо заранее позаботиться. И хотя сама мысль казалась Нойбауэру вздорной, просто чудовищной, но, как знать, может, такой вот жид и впрямь ему когда-нибудь пригодится. Он вытащил из кармана «Немецкого стража».

– Вот, возьмите, Бланк. Хороший табачок. А тогда, сами понимаете, это была жестокая необходимость. И помните – это я вас вызволил.

Бланк не курил. После экспериментов с горящей сигаретой, которые проделывал над ним Вебер, понадобились годы, прежде чем он перестал впадать в истерику от одного запаха табачного дыма. Но отказаться не посмел.

– Премного благодарю. Вы очень добры, господин оберштурмбанфюрер.

И он потихоньку-полегоньку начал отступать, зажав сигару в непослушной, полупарализованной руке. Нойбауэр огляделся. Никто не видел, что он разговаривал с жидом. Ну и хорошо. Тут же позабыв о Бланке, он погрузился в подсчеты. Но потом тревожно принюхался. Запах гари явственно усиливался. Он поспешил на другую сторону улицы. Так и есть – модный салон горел. Он кинулся назад с криком:

– Бланк! Бланк! – А когда увидел, что Бланка уже и след простыл, заорал: – Пожар! Пожар!

Но никто не спешил ему на помощь. Город горел во многих местах, а пожарные давно уже по большинству улиц не могли проехать. Нойбауэр снова кинулся к своим модным витринам. Он прыгнул в одну из них, выхватил рулон материи и вытащил на улицу. Но второй раз подобный номер уже не прошел. Кружевное платье, которое он цапнул, вспыхнуло прямо у него в руках. Пламя стремительно и жадно пожирало одежду и ткани. Он еле успел выбраться.