Они топали обратно в лагерь. Они чуть не падали от усталости. Они тащили с собой убитых и раненых. Арестант, которого придавило стеной, тем временем умер. В небе пылал закат. Даже воздух был напоен его золотисто-багряным сиянием, и это была картина столь неописуемой красоты, что, казалось, время остановилось, и в этот час на земле просто не может быть руин, разрушений, смерти.
– Хороши герои, нечего сказать, – бормотал Гольдштейн. Он уже оклемался после сердечного приступа. – Убиваемся тут, как психи, а все ради кого? Ради этих…
Вернер посмотрел на него.
– Нельзя тебе больше ходить на разборку. Это безумие. Как ни берегись, а на этой работе ты себя угробишь.
– А куда мне деваться? Сидеть в зоне и ждать, пока меня СС сцапает?
– Надо что-нибудь другое тебе устроить.
Гольдштейн вымученно улыбнулся.
– Похоже, я помаленьку созреваю для Малого лагеря, так?
Вернер, однако, нисколько не смешался.
– А почему нет? Это надежно, а свои люди нам всюду нужны.
Десятник – тот, что пинал заключенного номер 7105, – теперь подошел к нему снова. Какое-то время он молча шагал рядом, потом сунул что-то ему в руку и снова отстал. Номер 7105 раскрыл ладонь.
– Сигарета, – пробормотал он в изумлении.
– Начинают давать слабину. Не иначе, это развалины им на нервы действуют, – заявил Левинский. – О будущем стали задумываться.
Вернер кивнул.
– Поджилки затряслись. Запомни этого десятника. Может, еще пригодится.
Они плелись дальше сквозь мягкий вечерний свет.
– Подумать только, город, – немного погодя сказал Мюнцер. – Дома. Люди на свободе. И все это в каких-то двух шагах. Как будто и мы уже не за решеткой.
Номер 7105 поднял голову.
– Хотел бы я знать, что они про нас думают?
– Ну а что им такого думать? Бог их знает, что им про нас вообще известно. Да и у самих-то у них вид не слишком радостный.
– Теперь уже нет, – согласился номер 7105.
Никто не возразил. Начинался тяжелый подъем к воротам лагеря.
– Эх, жаль у меня нет собаки, – вздохнул номер 7105.
– Да, отличное вышло бы жаркое, – подхватил Мюнцер. – Мяса килограммов пятнадцать.
– Да я не в том смысле, чтобы пожрать. Просто чтоб была собака, и все.