Искупление

«Чего его нечистая сюда принесла, — возмущалась она. — Будет тут чепуху нести при людях — красней за него. И правительства у нас нет, а те, что называют себя правительством, мошенники, и люди почему-то подчиняются им… Работать сейчас — рабом быть. Работа от слова раб. Бомжи выше нравственно самых высоких чиновников… Откуда у него это? Ведь не было же раньше. Ленивым был всегда, вялым и пассивным тоже, но хоть не оправдывал свою бездеятельность! Теперь у него все виноваты в его никчёмности, только не он сам. Работать не хочу, а шикарную квартиру и сытую жизнь подавайте мне за так! Урод какой-то! И не избавиться никак от него! Перекантуется так до поры, когда сын подрастёт, и сядет на его шею, да ещё поучать будет! Если б только знала, что так будет, за километр оббежала бы! Думала, ничего парень, из хорошей семьи, отец инженер на заводе, мать учительница, и он будет порядочным, а оказалась такая дрянь, что дальше некуда!»

Её безрадостное настроение прервал стук калитки. Шаги на ступеньках крыльца, в сенях, стук в дверь. Нина не ответила. Дверь приоткрылась.

— Можно войти? — сиплым голосом спросил Василий.

— Ты уже вошёл, — отозвалась Нина. — Что у тебя ещё?

— Ничего. Пришёл проведать сына. Имею на то право.

— Имеешь. Только с чем ты пришёл?

— Обязательно надо что-то принести? А так нельзя? Моё слово, может, миллион стоит!

— Да уж! Миллионов этих я наслушалась. Не дай Бог, слушать их сыну! А если примет их за правило, то уж лучше нам жить в бедности, без твоих миллионов! Что ещё?

— Недельку побуду с сыном и уйду. Где он, кстати?

— Он всегда при деле, — с гордостью заявила Нина. — В лес они уехали за жердями.

— Вам мало рабов, вы и детей эксплуатируете? — покраснел от возмущения Василий. — Ну, ничего! Я тут наведу порядок! Вы у меня…

— Страшно, аж жуть! А ребёнка не трожь! За него я… за него я, что хош могу сделать! Чтобы этого не произошло, ты с ним повидаешься, и сегодня же, в крайнем случае, завтра утром, уберёшься отсюда! Понял?

— Это мы ещё посмотрим! — развязно заявил Василий. — Может, придётся вам перед судом отвечать!

— Ответим перед судом, перед Богом, перед всем честным народом, но только не перед тобой! Неужели ты настолько глуп, что не понимаешь этого? Я бы хотела…

— Чтобы я пахал на тупое мурло какое-нибудь? Не дождётесь!

— Я бы хотела не травмировать ребёнка. Он нормально спокойно живёт, учится жить трудом; его окружают добрые трудолюбивые люди, мужчины в полном смысле этого слова!

— И тот кривоногий юродивый — мужчина?

— Мужчина и умница, каких мало!

— Представляю, кто у вас не мужчина, если Квазимодо — красавец.

— Ты — образец немужчины! Тебя устраивает такой ответ?

— Устраивает. Меня всё устраивает. Даже то, что ты спишь с уродом.

— Убирайся вон! Немедленно! — поварёшка в руках Нины тряслась мелкой дрожью. Щёки пылали кумачом, а кончик носа, ноздри и подбородок как из мела. — Сына ты у меня, заруби себе на носу, никогда не увидишь! Всё, будь здоров! Вон бог, а вон порог!

Потоптавшись у порога, Василий вышел из дома. За ним выскочила Нина.

— Я в ближайшее время подам на развод! — крикнула она Василию вдогонку. — Где тебя искать?

— В Кремле! — бросил тот через плечо, и тут же добавил: — Встретимся в суде раньше, и по более важному вопросу.

— Встретимся, встретимся! — повторяла Нина, закрывая на замок калитку.

Часа через полтора приехали Анатолий с Игорьком. Игорёк кинулся открывать ворота, да калитка была заперта изнутри. Нина, заслышав голоса, выбежала во двор, отворила ворота, чем вызвала недовольство сына.

— Мама, — скривил он губы, — я хотел сам…

— Да я чуть-чуть помогла вам, — поспешила оправдаться Нина. — Думаю, устали мои мужики лес рубить, дай помогу им. Сгружайте да на обед!

Всматриваясь в лицо Нины, Анатолий спросил, что тут стряслось такого, что она сама не своя?

— Ничего. Печка барахлит, еле растопила, — ответила она, отводя в сторону глаза.

— Дрова отсырели? — поверил он словам Нины. — Под навесом есть место, куда затекает дождь, надо брать в сторонке.

Игорёк в добротных кожаных рукавицах смотрелся необыкновенно смешно. «В больших сапогах, в полушубке овчинном, в больших рукавицах, а сам с ноготок!» припомнились слова из школьного стихотворения, и Нина счастливо улыбнулась. «Какой хороший человек Анатолий! Только куда смотрел Всевышний?»

15

Картошку копали «всей семьёй». Пётр, как самый неумелый в этом деле, подкапывал вилами, а все остальные выбирали из земли. Земля была сухая и тёплая. «Я как подумаю о копании этой картошки в детстве, — пришло на ум Сергею, — сразу вспоминается грязь, перемешанная со снегом, холод, красные руки, мокрый нос. И так дней десять! Ужас! Тут же благодать! Тепло, сухо». Пётр, кроме подкапывания, носил вёдра на расчищенную площадку и тонким слоем рассыпал картошку — так она лучше подсыхала. В конце дня, изрядно уставшие, перенесли картошку в подполье. В избе от этого пахло землёй, сыростью, веяло прохладой.

— Счетовод, он же кладовщик, — обратился за ужином Сергей к Анатолию, — сколько кулей у нас выдано на-гора?

— Сорок три, если считать куль из семи вёдер, — ответил Анатолий.