Искупление

«Схожу, развеюсь малость, погляжу на мир божий со стороны, поразмыслю, да и не отвязаться от него», — рассудил Сергей.

И они, чуть свет, встретились у дома Петра, оттуда лучше заходить в лес. Пётр передал десять патронов Сергею со словами:

— Дробь номер два. Стреляй, не торопясь, но и не выцеливай долго. Второе даже хуже первого. Пока выцеливаешь, он уже за сто вёрст. Стрелять надо навскидку! Приложил ружьё к плечу и тут же нажимаешь на спуск. Понял? Смотри, вот так, — показал он, ловко вскинув ружьё. — Ничего сложного. Недельку побросаешь ружьё дома и привыкнешь. Ложку несёшь ко рту без проблем? В глаз не попадаешь? Вот и тут надо такого же добиться успеха, превратив его в обычное занятие. Понял? Повскидывай, а я послежу, — поглядев, высказался: — Коряво и дерготни много, но потренируешься — и будет порядок. Не боги горшки обжигали!

Как часто бывает на охоте, дичь набегает на неумелого охотника, так и здесь не было исключения. Беляк выскочил из-под ног Сергея, тот растерялся, засуетился, вся наука умелого Петра — псу под хвост! Выстрелил, потому что надо было выстрелить, а видел ли он в это время зайца, и сам не знал.

— С первым промахом! — поздравил Пётр, наблюдавший картину со стороны.

— Да уж! Как пуля из-под ног! И сразу за кусты!

— Они, сволочи, все такие! — согласно закивал Пётр. — Нет, чтобы посидеть, подождать, пока опомнится охотник, прицелится, не забудет нажать на спуск. Но ты не огорчайся! И в этом есть положительное: во-первых, мы видели зайца, а это многого стоит, для того и пустились на такую авантюру, при том оставили его жить — это второе. Третье… ладно, хватит и двух положительных моментов. Мы его встретим в другой раз, уже более упитанным, сейчас он суховат ещё, ты заметил это? И эта встреча может тогда стать для него роковой. Но это уж его забота.

Без добычи охотники не пришли: Пётр подстрелил в ельнике двух рябчиков.

— «Ешь ананасы, рябчиков жуй, день твой последний приходит, буржуй!» — процитировал он, пряча рябчиков в солдатский вещмешок.

Дома их ждали с нетерпением, но больше всех, конечно же, Игорёк. Он с таким восхищением смотрел на вооружённых мужиков, не надо быть чрезмерно наблюдательным, чтобы не заметить этого.

— Игорь, — обратился к нему Сергей, заметивший восторг мальчишки. — В следующий раз ты пойдёшь с нами!

— Когда? Завтра? — выпалил новый кандидат в охотники.

— Завтра не получится, у нас другие важные дела, — ответил Сергей. — Завтра у нас операция «Рынок», и главный наш егерь будет заниматься этим до конца недели. Не успеет — продлим автоматически срок операции, успеет раньше — вынесем благодарность за успешные дела. Пока такой расклад нашей деятельности.

17

С раннего утречка загрузили пробный воз картошки — семь мешков. Оглядев новоиспечённого купца с ног до головы, хозяин остался доволен его видом. Побрит, причёсан, одет в приличную кожаную куртку, обут в добротные сапоги.

— Ты, это… не продешеви сильно, — наставлял он Петра. — Они будут кривить рот, дескать, дорого заломили, кулаки, а ты им популярно расскажи, чего стоит вырастить эту картошку!

— Не продешевлю! — уверенно заявил Пётр. — Потренируюсь на картошке, а потом примусь за Родину!

— Какую Родину? — не понял Сергей.

— Россию, — подсказал Анатолий, впрягающий Буланку.

— Россию? При чём тут Россия? Мы о картошке говорим!

— Россией теперь все торгуют, а мы чем хуже? — вполне серьёзно, как с трибуны, заявил Пётр. — Мне лично надоело быть постоянным патриотом с голой задницей, в то время как наши слуги распродают мою Родину и оптом, и в розницу.

— Ладно! — махнул рукой Сергей, — и на нашей улице будет праздник. И спросим отчёта у слуг, купцов-продавцов, законодателей, давших волю грабителям. Все ответят за дела свои!

— Твои слова да Богу в уши! — сказал Пётр, усаживаясь в повозке и расправляя вожжи.

— Сейф не забыл взять? — крикнул вдогонку Анатолий. — Буланку шибко не гони в гору! Он один у нас, безропотный кормилец, без политических закидонов! Береги его! На таких молчаливых и безропотных мир держится!

Хилый районный рынок не встретил Петра с его картошкой гамом голосов и многолюдьем. На прилавках тоже скудно. Несколько продавцов с картошкой, капустой, морковкой. Угрюмые мужики и бабы в серых одёжках, лица неприметные. Прилизанный Пётр смотрелся среди временных коллег романтическим героем оперетты. И покупательницы, в силу инстинкта, тянулись к нему. У соседей одинокие мужики, у Петра толпа дам с кошёлками. Продал половину, три с половиной мешка. Другие и того хуже. Заночевал у старушки, живущей на краю улицы. Дворик маленький, но повозка и Буланка там поместились. Старушка покупала картошку в числе последних перед закрытием рынка, и Пётр договорился с нею о ночлеге.

— Вы давно одна живёте? — спросил Пётр старушку, раскладывая на столе снедь.

— Давно, — отозвалась она, снимая с плиты чайник. — Уж и не помню, когда осталась одна.

— Дети есть?

— Были. Два сына.

— Случилось что-то с ними?

— Один, младший, помер от водки, а старшой сгинул где-то. Продал избу и поехал на Сахалин. И пропал где-то. Можа, тоже нет в живых.

— Искали?