Искупление

— Никто! — уверенно заявил Анатолий. И тут же, как молотком по голове: «Томка!»

Томка привезла его в областную больницу, долго бегала из одного кабинета в другой, а потом подвела его к двери, где было написано: «Главный врач».

— Иди смело, не бойся! — кивнула она на дверь.

Никакой смелости не потребовалось. Главный врач что-то написал на одной из бумажек, подвинул к Анатолию.

— Идите в кабинет 213, отдайте эти бумаги, — сказал он буднично и скучно.

В кабинете 213 тоже не копались в его истории, написали на компьютере что-то, зарегистрировали в толстой книге, шлёпнули гербовую печать и подали ему расписаться в этой же книге. Выйдя из кабинета, Анатолий прочитал, что написано на бумажке. Направление в Центр Илизарова в Кургане для оказания ВМП; прибыть 10 декабря 2016 года.

— Ну, что тут у тебя? — спросила Томка, когда он спустился в вестибюль. Узнав, поздравила с успехом. — Радуйся, — сказала она, улыбаясь. — Все твои горести теперь позади! Деньги на дорогу есть? Ладно, я займу тебе до того момента, когда ты разбогатеешь. Вот и почку твою сберегли! Доволен?

Предоперационная суматоха захватила Анатолия. Только присядет, бежит сестричка — рентген. Прилёг после рентгена, сестричка, как ждала этого момента — УЗИ внутренних органов. Перед отбоем она же приносит квиточки, на которых написано время процедуры на завтра и номер кабинета. Сдать кровь на общий анализ, на СПИД и сифилис; сдать мочу и другое; консультации кардиолога, невролога, терапевта…

— Завтра у меня операция, — сглотнув слюну, сказал Пчелинцев. — Вроде бы плёвая операция, а под ложечкой давит.

— Причины для беспокойства у вас нет, — ободряюще заявил Анатолий. — Тысячи таких операций делают в рядовых больницах, а тут им раз плюнуть!

— То мерещится оторвавшийся тромб, то сердце не выдерживает анестезии, то ещё какая чепуха лезет в голову, — не слушая Анатолия, высказывал свои сомнения Пчелинцев. — Примеры какие-то дурацкие вспоминаются: один выписался из больницы, прилёг на кровать, ожидая выписных документов, и умер; другой вышел на крыльцо больницы, упал, «сердце больше не билось». Боюсь умереть до операции.

— Придумайте что-нибудь хорошее, вспомните, что было вам в радость, — посоветовал Анатолий. — Я так всегда делаю.

— В том моя беда, что ничего хорошего, не только прекрасного, у меня не было! А вспоминается только пакостное. Его у меня с избытком.

— Вы с прямыми ногами, без какого-то уродства и говорите о своих вечных неудачах? А что делать мне?

— Наверное, не всё так просто. «Не родись красивой, а родись счастливой» не просто так кто-то придумал. В это заложен глубокий смысл, дескать, счастье посещает того, кто достоин его. Быть красивым телом и иметь безобразную душу — счастье к тебе не поспешит. И наоборот, красивая душа притягивает к себе, увлекает, завлекает. И ты не видишь физического несовершенства этого человека, в то время как внешне красивый человек, но с мелкой, корыстной душонкой, отталкивает от себя раз и навсегда. Раз и навсегда! — с горечью повторил Алексей Алексеевич последнюю фразу.

Пчелинцев долго ворочался на кровати, вздыхал, кашлял. Садился на кровать, сидел, скуксившись вороной в ненастье. Анатолий тоже не мог уснуть. Не шёл сон — и всё тут! Побрёл к сестре взять снотворное. Попросил и на Пчелинцева. Сестра, поразмыслив, отказала: «Вдруг не так повлияет на анестезию».

После операции Пчелинцева привезли две сестры, Анатолий кинулся помогать им перегружать больного с каталки на кровать, но те, посмотрев на его ноги, отказались от помощи.

— Ну, как? — спросил он тут же Пчелинцева, как только сёстры выехали из палаты. — Болит?

— Ничего не болит, — признался он. — И во время операции — никакой боли.

— Вот видите, — радостно высказался Анатолий. — Через неделю будете танцевать «Гопака» вприсядку.

— Посмотрим, — тихо сказал Пчелинцев и попросил укрыть его ещё одним одеялом, — прошибает озноб.

Анатолий ждал, что кто-нибудь из близких придёт к Пчелинцеву, но никто не приходил. Алексей Алексеевич попросил купить ему в вестибюле на первом этаже бутылку минеральной воды и пачку печенья.

— Прости, что прошу тебя об этом, — посетовал он.

— К вам никто не приходит, наверное, далеко живёте? — не утерпел Анатолий, зная, как некорректен вопрос.

— Далеко, — согласился Пчелинцев, глядя в серый потолок. — Аж тридцать пять километров отсюда.

— Далеко? — удивился Анатолий.

— Некому приезжать, — пояснил Алексей Алексеевич.

— Это плохо, — посочувствовал Анатолий.

— Нормально, бывает и хуже. Во всяком случае лучше, чем плохие родственники. Сам себе хозяин, ни от кого не зависишь, что хочешь, то и делаешь.

— Я тоже один живу. Жил. Теперь всё будет по-другому, — сказал и улыбнулся, представив свой дом, заботливую жену-хозяйку, сына и дочь. Его светлые мечты прервала сестра с капельницей. Анатолий, виновато глядя на трясущегося в ознобе Пчелинцева, спросил, может ли он подождать без воды и печенья, пока будут закапывать лекарство?

— Конечно, — заверил Пчелинцев, тут же поменяв своё желание. — Мне бы крепкого сладкого чаю с лимоном.