Искупление. Повесть о Петре Кропоткине

— Посмотри, Митя, — сказал он, гладя ладонью гранит. — Это характерный эрратический валун. Финляндский гранит. Приполз сюда под огромной толщей льда. Движение его отшлифовало и нанесло шрамы. Видишь эти косые бороздки? Я осмотрел тысячи подобных валунов и теперь совершенно убежден, что именно под движением мощных ледников расползлись они по европейским и азиатским равнинам, а не плавающие льды разнесли их, как утверждает Лайель.

— Лайеля и его последователей ты уже опроверг.

— Разве так опровергают? — Кропоткин встал, вынул из кармана «Пушки» и закурил. — Статьей не опровергнешь. Надо обосновать новую теорию. Обосновать и доказать. Надо ни много ни мало воссоздать картину древнего оледенения, установить границы его распространения в Европе и Азии. Описать весь ледниковый процесс, образовавший породные наносы. Материалы собраны, но лежат мертво. Нет времени взяться за них.

— Но нельзя оставлять дело на половине, — сказал Клеменц. — Посидим, дружище, подумаем, как быть. — Он снял свой ветхий клетчатый плед, накрыл им валун, и они сели.

Кропоткин окинул взглядом сад — черные деревья на ослепительно белом снегу.

— Представляешь, Митя, когда-то эти места, где мы с тобой живем, думаем, рвемся в будущее, лежали под верстовой толщей льда. Откуда он появился, такой лед? Шли тысячелетия, на земле росли тучные деревья и травы, человек, еще мало отличаясь от зверя, жил довольно легко, пищи ему хватало, в одежде и кровле почти не нуждался. Но постепенно наступал холод. Шли еще и еще тысячелетия, на Скандинавском полуострове и в Финляндии скапливались льды. Потом они поползли и покрыли всю северную Европу, двинулись и дальше на юг. Понадобились тысячелетия потепления, чтобы началось таянье льдов и наступил озерный период. Озера и болота стали медленно высыхать. С юга надвигалась растительность. Эпоха высыхания продолжается и ныне. Она засушивает леса и расширяет степи на юго-востоке Европы и в других частях света. Жертвой ее уже пали земли Центральной Азии. Человек должен найти способ, чтоб остановить процесс высыхания.

— Послушай, Петр, тебе необходимо, совершенно необходимо закончить свои труды. И как можно скорее. Что, если на время оставить работу в нашем обществе? Твое научное дело имеет огромное значение.

— А борьба за освобождение народа? Она что, не имеет никакого значения? Сперва надо освободить человека от социальных пут, и тогда он сможет успешно бороться с природными бедствиями. Нет, дорогой, от дел общества я не отойду. Надо как-то исхитриться в использовании времени, чтоб хватило его на то и на другое.

— Как же ты исхитришься?

— Урежу сон, урежу прогулки. Сегодня вот мы с тобой перехватили через край. Пойдем, Митенька, к нашим делам.

Они вышли на тропу и направились к воротам сада.

— Скажи, святой Петр, когда тебя зацепили и поволокли эти ледники? — спросил Дмитрий.

— Зацепили-то очень давно, еще в детстве. Я видел валуны в Москве на Воробьевых горах, в Сокольниках. Видел их на калужской земле, в окрестностях нашего Никольского. Они манили меня своей загадочностью. Мой домашний учитель, студент, читавший, вероятно, Лайеля, объяснял, что эти камни приплыли по древнему морю на льдинах. Но что же их так отшлифовало? Почему на них косые бороздки? Казалось, их протащили под большим давлением по какой-то твердой неровной поверхности. В Сибири я нашел такие же шрамы на камнях и скалах у подножий гольцов. Стало ясно, что это работа сползающего льда. С вершин Восточного Саяна я почти въявь увидел древние ледники. А валуны, морены и наносные гряды Финляндии помогли мне не только уяснить ледяное движение, но и установить его направление. Льды двигались со Скандинавского полуострова и Финляндии на юго-восток. Финляндия окончательно разгадала загадку, над которой я думал много лет. Но знаешь, Митя, Финляндия же убедила меня, что наукой заниматься теперь не время. Там я видел много бедных крестьян, с трудом возделывающих усыпанные валунами поля. В одиночку они не в силах обудобить эту дикую каменистую землю, а чтоб объединить их, надо переделать весь социальный строй.

— Значит, наукой заниматься, говоришь, не время? А как быть с твоей ледниковой теорией? Как с твоей орографией? Отступиться?

— Нет, эти работы закончу, — сказал Кропоткин. — Во что бы то ни стало. Возьмусь теперь и за ледники. Решено.

Его решения всегда были непоколебимы. Вернувшись в свою комнату, он достал из нижних ящиков стола «ледниковые» папки и начал их разбирать, просматривая и приводя в рабочий порядок рукописи статей, финляндские походные записи, карандашные планы и карты, зарисовки больших валунов и каменных «бараньих лбов» со шрамами, разрезы морен, наносных гряд и речных русел…