— Если бы Верховский ее не любил, тогда другое дело. Куда же еще душе рваться, если есть взаимная любовь? Не понимаю.
— Ладно, Лиза, идите спать, — усмехнулся Кропоткин. — Поздно. — Он вынул из кармана часы. — Второй час — не выспитесь.
— Я хотела забрать посуду.
— Завтра, хорошо?
— Хорошо. Простите, пожалуйста, я вам мешаю.
— Да нет, не мешаете. Посидите, если…
— Нет, я ухожу. Простите.
Лиза поспешно вышла.
Обиделась, подумал Кропоткин. Неладно как-то получилось… Никак не может понять литературных героев, идущих в мужицкую жизнь. Высмеяла мордовцевского Караманова, теперь осудила Катю. Да, Лизу уж ничем не заманишь в крестьянскую избу. Сыто и чисто живущие слуги более брезгливо презирают «сермяжную чернь», чем их хозяева. Перовские выходят не из горничных. Что же Соню так крепко зацепило в Едимонове? Надолго, говорят, там засела. Вернется — расскажет, какова в губерниях почва, подошла ли пора сеять. Из фабричных надо готовить сеятелей. Это будут лучшие деревенские пропагандисты. Они-то уж найдут общий язык с мужиками. Мы выпустим десятки, а затем и сотни, тысячи крестьянских глашатаев революции.
ГЛАВА 6
Чем короче становились осенние дни, тем быстрее они пролетали, но именно теперь Кропоткину не хотелось, чтоб время неслось с такой скоростью. Вечера он проводил среди друзей и рабочих на Выборгской стороне, и только эти куцые дни оставались для географической работы, а она, казавшаяся летом совершенно бесполезной, вновь обрела смысл, потому что ею очень интересовались вернувшиеся из экспедиций географы, интересовались и «чайковцы», не хотевшие отлучать исследователя от науки. «Вы работаете на будущее русского народа, — говорили ему, — и должны закончить свои труды». Он понимал, что два больших труда завершить не успеет (нужны годы, а Третье отделение столько времени не отпустит), и усиленно штурмовал хребты Сибири, оставив в стороне древние ледники. Но однажды он наткнулся на обыкновенный камень, и это побудило его наступать по двум направлениям. Как-то в воскресный день, после занятий с рабочими, он вышел из дома Байкова вместе с Клеменцем. Было тепло, однако снег, несколько раз выпадавший и сходивший, улегся теперь окончательно — не таял. Они решили прогуляться, уйти за город, побыть в тишине. Дмитрий увел его в сторону Охты, в Кушелевку, в бывшее владение графа Кушелева-Безбородко, где позапрошлым летом зарождалось тайное общество, задуманное Натансоном. Как раз в то время, когда судили нечаевцев, здесь, в общественном саду, в открытом доме, на глазах гуляющих дачников жила молодежная коммуна (человек пятнадцать), состоявшая из студентов и курсисток. Здесь жили идеями, нравственно противоположными тем, которые злорадно выволакивал на свет суд, старавшийся отпугнуть молодежь от революционного движения. Здесь жили на конине и черном хлебе, чтобы вытравить из себя барство и попутно сэкономить на харчах деньги, нужные на книги и дела. Клеменц, оставив Казанский университет, поступал тогда в Петербургский. Он познакомился со студентом Чайковским, и тот привел его в Кушелевку. Дмитрий потом часто навещал кушелевцев, они его подкармливали и готовили к вступлению в их общество.
— Вот тут и обитала наша община, — сказал Клеменц, подведя друга к одинокому дому с закрытыми на болты ставнями.
Сад был пустынен, заснежен и безжизненно тих. Вокруг дома — ни единого следа, только мышиная строчка, уходящая под тесовую обшивку крылечка.
— Трудно представить, что тут шумела жизнь молодой компании, — сказал Кропоткин.
— А шумела, — сказал Клеменц. — И споры, и песни, и даже русская борьба — все было. На удивление дачным зевакам. Натансон не любил дурачества. Он всегда был серьезен, деловит, мрачноват. Вон у тех деревьев читали на траве Марксов «Капитал». Немецкое издание. Читали и тут же переводили для тех, кто не знал немецкого… Да, тут начинался наш маленький дружеский социализм. А ведь это, пожалуй, знаменательно. Коммуна социалистов во владении графов. Да и каких графов! Кушелевых-Безбородко! Скрещение двух родовитейших фамилий. Безбородки в прошлом веке и в начале нынешнего были могучими государственными воротилами. А Кушелевы еще Иваном Третьим пожалованы поместьями. — Клеменц был компетентнейший знаток русской истории, знакомил с ней рабочих, а друзей, как только подвертывался подходящий случай, засыпал подробностями исторических фактов. — При Грозном Кушелевы ходили брать Казань, двое погибли. При Тишайшем воевали с повстанцами Степана Тимофеевича, опять двое погибли. Пугачевщина обошла их стороной, а до будущего великого восстания едва ли кто из них доживет.
Они постояли у запустевшего дома и пошли снежной целиной к тропе. Тут-то и наткнулся географ на камень — горбатый гранитный валун, один бок которого, крутой и гладкий, краснел под нависшим сверху снегом. Кропоткин обмел перчаткой глыбу и опустился перед ней на корточки.