Мое правое крыло определенно треснуло – я еще не видела этой трещины, но от боли я почти что теряю сознание, – и я не могу лететь нормально, как бы ни старалась. Честно говоря, теперь я вообще не могу летать и не разбиваюсь от удара о землю только благодаря тому, что пытаюсь планировать при помощи воздушных течений.
Это нелегко и некрасиво, но это работает, а все остальное не имеет значения. Когда я оказываюсь на земле, тридцать секунд истекают, и мне надо избавиться от мяча, или вибрация разрушит меня.
Я вспоминаю, как Нури держала «комету» пять минут до того, как начался турнир Лударес, и восхищаюсь ею. Я же держала мяч всего тридцать секунд и уже готова продать душу, лишь бы отпустить его.
Я подбрасываю его в воздух и молюсь о передышке. Я больше не могу летать, так что, если мяч подхватит Дельфина, мне конец. Впрочем, возможно, мне и так конец, поскольку я застряла на земле и ко мне со всех ног несется Коул.
Дельфине не удается завладеть мячом, что удивляет меня. Впрочем, ее неуверенный полет кругами, возможно, свидетельствует о том, что последнее столкновение потрепало ее мозг не меньше, чем мое крыло. В иных обстоятельствах это, быть может, огорчило бы меня, но сейчас я только рада тому, что на несколько секунд она вышла из строя.
Коул мчится ко мне – и к мячу – в обличье волка, но мяч уже близко, и я знаю, что если побегу, то, возможно, успею подхватить его. Превратившись в человека, я мчусь к «комете».
Я ухитряюсь выхватить его из открытой пасти Коула и бегу, но, оглянувшись, вижу, что и он, и все остальные вот-вот настигнут меня… кроме Дельфины, которая все еще летает кругами у меня над головой.
Куинн, Вайолет и Кэм наконец выбрались из водоворота и теперь гонятся за мной, прилагая такие усилия, словно от победы надо мной зависит их репутация.
Может, это и так, но нельзя дать им одержать надо мной верх, от этого зависит моя жизнь, и я бегу со всех ног. Я сжимаю зубы, потому что держу мяч уже тридцать секунд. Он такой горячий, что мне кажется, он вот-вот сожжет кожу у меня на руках. Но я не могу избавиться от него, как не могу его отдать. Мои силы на исходе, я разбита и больше не могу продолжать борьбу.
Вот и все – вот и все. Я чую это нутром. Но это мой последний шанс на победу, и если я не воспользуюсь им сейчас, то, вероятно, не смогу этого сделать уже никогда. А стало быть, я не могу выпустить этот мяч из рук, какую бы боль он мне ни причинял. Каких бы жертв это ни требовало от меня.
И я продолжаю бежать.
Когда до линии ворот остается примерно десять ярдов, я оглядываюсь и нисколько не удивляюсь тому, что за мной гонятся шесть разъяренных сверхъестественных существ. А также Дельфина, наконец пришедшая в себя.
Победить в этом Испытании мне будет очень, очень нелегко.
Я так близка к цели.
Но и Коул тоже.
Мне нужно превратиться обратно в горгулью, чтобы этот козел не прикончил меня с помощью зубов и когтей. Но что, если мое крыло настолько пострадало, что боль не даст мне взлететь? Достаточно секундной задержки, и Коул схватит меня.
В какой-то книге я читала, что некоторые оборотни способны залечивать свои раны, когда магия преображает их тела и они переходят в другую ипостась. Значит, есть крошечный шанс на то, что, превратившись в горгулью, я опять смогу летать.
И я решаю рискнуть и меняю обличье.
Меня охватывает облегчение, когда я осознаю, что мое крыло вернулось в норму, и взлетаю. Это не самый лучший взлет, поскольку держать «комету» теперь так больно, что по моим каменным щекам текут слезы. Но до линии ворот мне остается всего пять ярдов, и я лечу, лечу.
Глава 119. Девушки-горгульи делают это с достоинством
Не успеваю я пролететь и нескольких футов, как что-то раздирает мою спину, и я чувствую нестерпимую боль. Острые когти обхватывают мою руку и с такой силой тянут меня к земле, что я не могу сопротивляться.
Я несусь вниз, и мое каменное тело врезается в землю, при этом «комету» я держу под мышкой. Я смотрю на линию ворот и едва не плачу, когда понимаю, что до цели осталось всего несколько ярдов. Так близко.
Я и без того не могу сдвинуться с места, а тут еще Вайолет с ее заклятием, из-за которого мои руки и ноги обвивают лианы, притягивая к земле, а «комета» уже так вибрирует и так раскалена, что я чувствую непрестанную чудовищную боль.
До меня, словно сквозь вату, доносится шум с трибун, но я понятия не имею, чего именно они хотят – чтобы Испытание остановили или чтобы меня казнили за то, что посмела посягнуть на неприкосновенность их любимого Круга.
Симона пытается отобрать у меня мяч, а Коул смеется.
– Не трудись, – говорит он ей, кивком показав на стадионные часы. – Она держит его уже сорок пять секунд. Когда он ее убьет, она проиграет.
Он поворачивается ко мне, и злорадный блеск в его глазах с каждой секундой становится все более мерзким.
– Наверное, это адская боль, да, Грейс? Отпусти мяч. Станет куда легче, если ты просто сдашься.
– Иди в жопу, – отвечаю я. – Я не доставлю тебе такого удовольствия.
Он ухмыляется.