В общем, Клара оставалась довольна собой, ибо вышивала свою жизнь, как пестрый яркий рисунок на холсте, сама себе хозяйка, владычица над всеми, не подвластная никому. Случались, конечно, и тяжелые времена, омраченные разочарованием, скукой, сомнениями, безденежьем. Бывали долгие вечера в гостиницах, нездоровье, и самое страшное — чувство мертвого окончательного одиночества, наплывавшее всегда внезапно, точно мигрень. Но это все были издержки, которыми она честно расплачивалась за волю, за радость, за завоеванное собственными усилиями торжество над обстоятельствами. Со временем она научилась легко перебарывать черную хандру, и всегда помогали ей в этом нежные воспоминания о том, как она была девочкой, как воинственно распоряжалась в библиотеке, и еще о том, что где-то далеко ждет не дождется ее — добрую, пропащую женщину — маленький сын и верный человек Федор Пугачев. Она не чувствовала себя виноватой перед ними, полагая, что хуже и нечестней было бы остаться, исходить желчью и отравлять им жизнь.
«Я совершила то, — думала она, — на что мало какая женщина способна, я разыграла свою судьбу, как карту, и если мне суждено проиграть, никто, кроме меня, не будет внакладе».
За годы странствий она научилась многому: умела бесстрашно, не мигая смотреть в глаза опасности, сдерживаться и подчинять свои желания и порывы холодной воле, подолгу выжидать и, по необходимости, нападать внезапно, как кошка. Она могла довольствоваться бутылкой молока и куском хлеба в день, превосходно высыпаться на жесткой вокзальной скамье, не теряя при этом ни капли внешнего лоска, всегда производя впечатление изнеженной светской дамы. Научилась безудержно хохотать, когда хотелось раскроить голову о стену, и строить скорбное лицо в мгновения самых великолепных удач. Сама не подозревая, Клара постепенно выработала в себе отношение к миру, как к огромному лесу, где ей приходилось бывать то охотником, то дичью; и чтобы уцелеть, да вдобавок получать постоянное наслаждение от жизни, необходимо было в совершенстве владеть обеими ролями. Она владела ими.
Теперь это была уже зрелая красивая женщина с поджарым стройным телом, двигающаяся с неуловимо-притягательной грацией. На ее постоянно улыбающемся кукольном личике самый пристальный взгляд не смог бы отыскать следы волнения или тревоги.
Почему она вернулась в Москву одна? Да потому, что наступил срок, когда безошибочный инстинкт подсказал ей, что карусель, которая ее несет, с каждым днем раскручивается все быстрее, и если не сделать немедленно остановку, не передохнуть, то потом окажется — поздно. Она только-только разошлась с последним мужем, главным архитектором города Н., съехала от него в гостиницу, имея на руках прощальный подарок в виде двух тысяч на сберегательной книжке, и собиралась махнуть в Сочи, к морю, где начался сезон. И вот она заснула в номере «люкс», безмятежная, как праведница, а через час очнулась от кошмарного виденья. Ей приснилось, что кто-то подкрался к кровати, ловко вставил ей под ухо, туда, где мягко, беленькую тоненькую трубочку и стал пить ее кровь. Она не могла пошевелиться, не могла крикнуть, и тот, кто пил, хорошо знал про это, потому что громко зачавкал от радости. Клара медленно, глотками перетекала из себя через ухо в трубочку, в мохнатый рот, и знала, что ничего не изменишь, надо терпеть, и терпеть долго. Больно ей не было, а было тошно и мокро. Невероятным усилием она все-таки рванулась, поломала ужасную трубочку, хрустнувшую соломенным треском, и села. Сидела в постели, влажная от испарины, и не понимала, явь это или сон. За ухом чесалось, она потрогала, надавила пальцами — все в порядке.
Клара щелкнула выключателем, вспыхнул свет, она оглядела комнату: пейзажи на стенах, телевизор в углу, напротив платяной шкаф. Ничего больше — в меру уютный, теплый номер «люкс».
«Нервы, — подумала она спокойно. — Проклятые нервы и возраст».
А утром поменяла в кассе билет и первым поездом укатила в Москву. Звонила она с вокзала из автомата, едва получив вещи по квитанции в багажном вагоне и отдав их носильщику.
— Федор, ты должен приехать за мной. У меня уйма чемоданов.
— Почему бы тебе не отправиться к родителям?
— Это мы решим позже. А пока ты должен мне помочь.
— Хорошо, сейчас поймаю такси и приеду. Жди на стоянке.