Искушение

Боровков подумал, что Володе предстоят трудные денечки, но никакого сочувствия в себе не обнаружил.

— Вы сказали, Вера начнет строить семейный очаг по своему образу и подобию. Но это еще вилами по воде писано. А вы уже сегодня планируете его жизнь по собственному усмотрению. Откуда вы знаете, что это то самое, что ему нужно? Ох, не ошибитесь, Надежда Борисовна. Любящие матери ошибаются чаще всего.

— Забудем этот разговор.

Надежда Борисовна встала и повернулась к нему спиной, стала что-то переставлять на кухонном столике, мягко давая понять, что дальнейшая беседа бесперспективна.

Он пошел прощаться с влюбленными, заглянул в комнату. Володя и Вера сидели на диване, тесно прижавшись друг к другу, опять листали альбом с фотографиями. От одного к другому, с лица на лицо перепрыгивала странная, смущенно-виноватая улыбка, они обменивались ею, как поцелуем. Смотреть на них было тревожно.

Из первого же автомата Боровков позвонил Вере Андреевне. Когда она услышала в трубке его голос, то надолго закашлялась.

— Ты простудилась, Вера? — озабоченно спросил он.

— Нет, я здорова.

— Я вот что подумал. А почему бы нам не сходить с тобой в театр? Сходим в театр, как два приятеля. Подожди, не перебивай. Мне надо с тобой посоветоваться по одному щекотливому делу. У меня друг влюбился в деревенскую девушку. А его родители почему-то строят разные козни против нее. Он очень страдает. Такой, знаешь, хороший очень парень, талантливый, чистый, полная моя противоположность. При твоем опыте ты могла бы помочь добрым советом.

— Какой же это у меня опыт?

Боровков перехватил трубку левой рукой, с облегчением закурил. Он не рассчитывал, что она пойдет с ним в театр, но она не оборвала его на полуслове — вот что важно.

— У каждой женщины опыт больше, чем у мужчины. Тем более, ты побывала замужем, хотя и неудачно.

— Сергей, у меня гости. Прости, я не могу говорить.

«Прости!» — повторил про себя Боровков. Жаркая волна хлынула ему в голову. «Значит, она начала ко мне привыкать», — подумал он.

— А кто у тебя в гостях? Суперхудожник, что ли?

— Да, у меня Антон Вениаминович.

— Гони его в шею, Вера, он тебе не нужен. Не вешай трубку, слышишь! Ты что, не видишь, ему нянька нужна. Не жена, а нянька. Тебе мало двоих детей, хочешь третьего завести, с бородой?

Он слышал ее тяжелое дыхание, гневное, прямо в ухо. Он упивался ее сладким дыханием.

— Вера! — окликнул он. — Подсыпь ему в чашку мышьяку. Иначе от художников не избавишься. Я тебе помогу спрятать труп.

— Ты хам, Сергей, — сказала она. — Прошу тебя, не звони мне больше.

— Это не в моих силах. Я летом, когда уезжал, чуть не загнулся от горя. Там не было междугородного телефона… Можно, я сейчас приеду к тебе?

— Ты что! Не смей!

Он повесил трубку и был счастлив. Она обозвала его хамом, правильно, он разговаривал по-хамски. Но она не хотела его обидеть. О, если бы она действительно хотела от него избавиться, то нашла бы способ. Женщины знают тысячи хитростей, как избавиться от занудливого, опостылевшего кавалера.

Он приехал домой, поужинал вторично, чтобы не обижать мать, которая напекла его любимых пирожков с палтусом. Но все-таки Катерина Васильевна расстроилась, потому что на ее вопросы сын отвечал невпопад, явно ее не слушая. Она сказала, горестно вздохнув:

— Я понимаю, тебе скучно разговаривать со мной.

— Что ты, мама. Просто я устал. День какой-то суматошный. Ты не помнишь, какое сегодня число?

В своей комнате, не раздеваясь, повалился на кровать и долго лежал с открытыми глазами, рассеянно следя за бегающими по шторам электрическими бликами. Наверное, она живет с этим проклятым художником, думал он. И скорее всего собирается за него замуж. Тут нет ничего удивительного. Это хорошая пара. Известный художник и красивая переводчица, которая бывает за границей и вращается в так называемом высшем свете. Удивительно другое, думал он. Если я люблю ее и если тоска по ней не дает мне дышать, то почему же я не испытываю никакой ревности к этому человеку? Я видел его, у него на лбу напечатано, что его нельзя не любить, потому что он такой знаменитый и томный. У него, конечно, есть семья. Но он приходит к Вере, она поит его чаем, улыбается ему, не гонит, как меня, говорит ему воркующие, нежные слова, какие мне не говорила ни одна женщина на свете… А мне до лампочки. Почему? Разве так бывает? Или есть в моем чувстве какой-то изъян?

Боровков, рассеянно улыбаясь, перевернулся на бок, и в ту же секунду под ребра хлынула тугая боль. Он открыл рот, чтобы крикнуть, позвать маму, но и этого не смог. Он лежал тихо, как мышка, и боли уже не было, осталась гулкая пустота внутри, словно там разверзлась бездна. «Вера, — шепнул сухими губами. — Ты слышишь, Вера? Зачем ты мучаешь меня?»

Глава 4. ВСТРЕЧА С ЛЮБОВЬЮ