Искушение

— Это несложно. Видите ли, всех детей можно грубо разделить на две большие категории. Одни дети обладают ярко выраженной склонностью к добросовестному накоплению информации, а другие, кстати меньшинство, имеют способность к мгновенной критической ее переоценке. Вторая категория значительно перспективнее в творческом отношении, но… если бы не одно маленькое «но». Часть этой второй категории детей имеют свойство преувеличивать свою сообразительность, что в конечном счете нередко выливается у них в желание восторжествовать над остальными детьми, да и над взрослыми. И тут мы сталкиваемся с такими бытовыми качествами, как наглость, цинизм и пренебрежение к старшим. Теперь понимаете?

— Простите, Екатерина Исаевна, вы и с детьми разговариваете таким языком?

— С детьми я разговариваю, ориентируясь на их интеллектуальный уровень, — на лице выписалась улыбка-сочувствие. Богатый арсенал улыбок накопила классная дама.

— Мой мальчик относится к этим, к наглым?

Учительница чуть не всплеснула руками, одобрив догадку огорченного отца, и в награду тут же кинула ему спасательный каучуковый пояс.

— Сейчас это не опасно, поверьте. Но мы с вами должны заглядывать в перспективу, искать способы контакта с конкретной сформировавшейся личностью. Ваш мальчик, если не считать сегодняшнего инцидента, — вы ведь в курсе? — еще ничего не совершил плохого. Что ж, видимо, будет разумно и не дожидаться, пока он что-либо совершит. Верно? Лучше подстелить соломки заранее, Понимаете смысл моей метафоры?

«Какой-то феномен! — подумал Пугачев. — Черт знает что такое».

— И вы со всеми детьми успели разобраться?

— Федор Анатольевич, я хочу, чтобы все дети вверенного мне класса стали достойными гражданами нашей страны. Понимаете меня?

— И потому вы учите их приглядывать друг за другом?

Вопрос моментально стер все улыбки с ее лица.

— У меня есть право на педагогический эксперимент? Не правда ли?

— Нет! — рубанул Пугачев, чувствуя зыбкую почву под ногами. — Права на эксперимент над людьми нет ни у кого. Даже у министра просвещения… Уж вы не диссертацию ли готовите, Екатерина Исаевна?

Она густо и знойно покраснела, и он увидел, что хотя они и ровесники, но учительница моложе его и уязвимее лет на десять.

— Я не хотел высказывать претензии, — сбавил тон Федор Анатольевич. — Извините великодушно… Что касается Алеши… думаю… детская непосредственность, шалость. Стоит ли на основании такой малости возводить целые концепции, — не удержался, съязвил, — как-то это ненаучно, Екатерина Исаевна. Оппоненты могут не понять. Впрочем, и ваш эксперимент с девочками-кляузницами не совсем вроде бы этичен. А?

— Я попрошу вас все-таки подбирать более точные формулировки, — сказала учительница подсушенным голосом.

— Дело не в формулировках, а в сути. Суть как раз такая.

— Какая?

«Как бы моя беседа с ней не вышла боком Алешке, — спохватился Пугачев. — Сейчас она окончательно поймет, откуда трудный характер у мальчика. От трудного отца».

Он изобразил смущение, проговорил доверчиво и заискивающе:

— Вы не принимайте к сердцу. В принципе, мне нравится, как вы размышляете. Сам факт, что моим сыном руководит современно мыслящий человек, мне приятен. У него ведь… нет матери, Екатерина Исаевна.

— Как это?

— Да так. Долгая история… вдвоем мы с ним живем. Естественно, что-то я упускаю в воспитании. Иначе и быть не может. Родительская близорукость и так далее. Вы абсолютно правы, абсолютно.

Ему было противно мямлить и прикидываться, но он чувствовал, что так надо, обязательно так надо. Пусть он будет идиотом, но не сын. Сын пусть растет отличником.

— Я не знала, — протянула Екатерина Исаевна. — Это многое проясняет.

— Уж конечно, — согласился Пугачев с облегчением.

Угроза конфликта, кажется, миновала. Теперь важно правильно попрощаться. Довольно впечатлений для первого раза, для знакомства. Он встал, раскланялся театрально, никак не умея сообразить: целовать ли ей руку. Или лучше обойтись без поцелуя.

— Вообще ваш мальчик очень способный, — растерянно вдогонку сообщила учительница. — Немного нервный, но я понимаю теперь… — женщина стремительно перебарывала в ней будущего кандидата наук.

— Если что не так, — бодро вставил Федор Анатольевич, — я его тут же выпорю. Тут же!

— Вот этого не надо делать.

— Не надо разве?

— Ни в коем случае. Тем более… Знаете, я постараюсь подойти к нему сугубо индивидуально. Обещаю вам!

— Спасибо. Огромное спасибо! Душевно рад был познакомиться.

— И я рада. Извините, если что не так высказалось…

Он не поцеловал ей руку, побоялся, что будет все же перебор… Учись, мой сын! Ученье сокращает нам опыты…

На улице, отойдя от школы на порядочное расстояние, Федор Анатольевич ощутил облегчение и жажду. То пиво, которое он выпил утром, уже перегорело, и следовало побыстрее залить начинающие потихоньку тлеть внутри головешки.