Искушение

— Он доглядел! — с пафосом, отвергающим сомнения, объяснил Пименов. — Но и я не дремал. Товарищ сержант, то, что вы сейчас видите, — сознательный акт вандализма. Заявляю официально, как общественник. Кстати, гражданочка здесь не проживает. Видимо, пригласил сообщницу для осуществления преступного замысла. В одиночку не рискнул… хе-хе!

Надя вынесла из кухни большую тряпку, стала собирать воду и выжимать ее в унитаз. Сержант, разок на нее глянув, в дальнейшем обращался как бы к ней одной, впрочем, впечатление было такое, что он рапортует начальству.

— Да-а, — милиционер голосом и сосредоточенным видом дал понять, что какое-то важное решение им уже принято. — А ведь это, товарищ, похоже на ложный вызов. Чувствуете?

— Что значит — ложный вызов?

— То и значит, что милиция здесь ни при чем.

— Как ни при чем? А это?.. — Пименов театрально развел руками.

Сержант подождал, пока Наденька выпрямится со своей тряпкой, поймал ее взгляд и только тогда ответил:

— А ежели у вас, извините, борщ пригорит, вы тоже милицию будете вызывать? Какая-то у вас путаница в голове, товарищ. У милиции есть дела поважнее: разбой, ограбление, поножовщина. Ежели бы, к примеру говоря, этот гражданин вдобавок пырнул вас ножом в пузо, тогда пожалуйста, тогда я к вашим услугам. Вполне.

— Ждать, значит, когда пырнет? — зловеще переспросил пенсионер.

— Придется ждать.

— А ко мне в квартиру вы не желаете заглянуть?

— Что ж, можно и заглянуть.

— И вы пойдемте с нами, голубчик.

Федор Анатольевич и сержант отправились с Пименовым вниз.

— Видишь, что мы с тобой наделали? — сказала Наденька мальчику. — Два ротозея.

— Не бойся, — успокоил Алеша. — Папа у меня очень добрый. Он ни чуточки не рассердился.

— Да, не рассердился. Чуть меня не ударил кулаком.

Алеша недоверчиво хмыкнул.

— Тебе только показалось. Он добрый. Я-то с ним давно живу. Он никогда не дерется. Даже меня зло иногда берет. Его все обижают, а он не дерется. Я скоро вырасту и буду его защищать. Уж я им спуску не дам.

— Про кого ты, Алешенька? Кто это обижает твоего папу?

— Все обижают, все! Я знаю. А он всегда молчит.

Надя увидела на глазах мальчика слезинки. Прозрачные слезинки скатились на щеки из прозрачных глазок.

— Дружок, ты плачешь? О чем, милый?

— Надя, ты будешь со мной дружить?

— Конечно, буду. Мы уже дружим.

— А с папой?

— Если он захочет…

— Он хочет… Только не скажет. Он гордый.

Надя выжимала тряпку за тряпкой, и пол в коридоре стал почти сухим. Мальчик принес вторую тряпку и с усердием начал ей помогать.

— Первый раз в жизни пол мою, — сообщила Наденька малышу. — Увидели бы меня папочка с мамочкой! Я ведь избалованная девочка.

— А разве ты не взрослая? — спросил Алеша.

— Конечно, взрослая. До того взрослая стала, что хоть плачь.

Мальчик глубоко задумался, тихо сказал:

— Почему бы тебе не выйти замуж за папу?

— Как?

— Насчет пола ты не думай. Я сам буду мыть. Видишь, я умею. И еду готовить умею.

— Нет, Алексей. Уж это вряд ли. Твоему папе нужна совсем другая жена, еще больше взрослая.

— Хорошо, — сказал мальчик. — Я так и думал. Забудем этот разговор.

— Ох ты же боже мой! — Наденька попыталась его обнять, но он холодно, вежливо отстранил ее, бросил тряпку, прошел на кухню и сел за стол спиной к ней.

Этажом ниже трое мужчин внимательно изучили последствия катастрофы. Вода пробуравила потолок кухни — два больших желтых пятна выглядели довольно мерзко на белоснежном фоне, — вдобавок высеклись причудливые трещины в углу комнаты, изуродовав свежие веселенькие обои. Пименов, с тяжелой грустью заглядывая в юное лицо сержанта, мрачно заметил:

— Супруга моя пошла в больницу на кардиограмму. Сердечница она… Боюсь, выдержит ли. Ведь только на днях закончили ремонт, столько было мучений, вы себе представляете?

— Да-а, неприятный случай, — протянул милиционер.

— И как, однако, быстро протекло, — заметил Пугачев. — Дома лепят из картона, что ли! Главное, на час всего я и ушел-то. В школу к сыну.

Пименов ошпарил его проницательным взглядом, доказывающим, что он отнюдь не введен в заблуждение и хорошо знает, кто и зачем включил воду, уходя якобы на час.

— Можно сейчас составить только предварительный акт, — сказал он — Потом еще протечет. Яснее будут размеры несчастья.

— Зачем акт? — вяло возразил Федор Анатольевич. — Скажите, сколько надо платить, я заплачу.

— Хотите, чтобы все шито-крыто? Не выйдет, дорогой сосед. Этот случай будет разбираться общественностью. Так-то вот.

— Конечно, — вмешался сержант, который никак не мог выкинуть из головы оставшуюся наверху девушку. — Конечно, дело ваше, гражданин. Но если нету злого умысла, то можно и так, попросту. Не разводить лишнюю бюрократию.