Искушение

– Оставь меня… ай!.. не смей трогать!.. порвал мне платье! Подонок!

Женщина заплакала. Антон поставил стакан обратно на журнальный столик.

– Ну, давай, не кочевряжься…

– Убери руки, скотина!.. ай!

Дальше грохот падающей мебели и шум ожесточённой борьбы. Антон встал и подошёл ближе к углу гостиной. Борьба вперемешку с женскими криками продолжалась. Он уже было открыл рот, чтобы возгласом остановить насилие, но тут раздался резкий звонок в дверь. Антон вздрогнул. Кто бы это мог быть? Неужели Виктор уже вернулся с дачи и обнаружил конверт? Катастрофа! Антон быстро выскочил за дверь и прошёлся по межквартирному холлу до двери возле лифта. За ней оказался сосед, живущий этажом выше квартиры нового жильца. Он стал возбуждённо рассказывать о том, что натворил этот «сукин сын». С его слов, треснули наружные швы дома и как минимум четыре квартиры получили страшные повреждения: образовались щели, и осыпалась штукатурка со стен и потолка. Антон выразил ему свою солидарность и уже пытался закрыть перед ним дверь, но тот стал говорить, что собирает информацию от жильцов пострадавших квартир, грозился написать заявление в суд, если безумный сосед немедленно не компенсирует нанесённый ущерб и не заделает треснутые швы дома. Он попросил Антона подробно изложить обо всех повреждениях своей квартиры. Антон в двух словах сказал о трещине в стене, стараясь скорее от него избавиться. Однако сосед его не отпускал, протянул ему бумагу и ручку, требуя изложить письменно, подписаться и указать дату. Антон предпринял ещё одну попытку избавиться от навязчивого соседа, пообещав написать и опустить бумагу в его почтовый ящик. Но тот не унимался и требовал сделать это сейчас, чтобы как можно раньше составить общий перечень, как он выразился, всех разрушений. Он даже предложил вместе обследовать стены и потолок в квартире Антона и подробно описать нанесённый ущерб. Антон понял, что от настырного соседа словами не отделаться, взял у него ручку и бумагу и написал, в каком именно месте, какой высоты, ширины и глубины образовалась злополучная трещина.

Когда он, наконец, выпроводил соседа и вернулся в гостиную, из квартиры за стенкой слышались всхлипывания женщины. Она тихо плакала, но говорила уже спокойно.

– Ты мерзавец! Я тебе этого не прощу!

– Ладно, не реви… тебе же понравилось, признайся… ха!.. знаю я вас, баб…

– Какая же ты мразь! И как только такого земля носит!

– Э…э… потише… твою мать, а то ведь могу наказать…

– Ты уже наказал меня, сволочь, куда ж ещё?

– За такие слова… ты мне заплатишь, и не только собой… поняла?

– Убери руку… Ты и так нас грабишь. Бедная моя сестра, если б она только знала!

– Я тариф повышаю.

– Что?

– Теперь двадцать тысяч в месяц.

– Ты что совсем одурел! Откуда у меня столько?!

– Тебе же зарплату повысили. Думаешь, не знаю?

– Неужели ты не понимаешь, что грабишь собственного ребёнка?!

– Настю я люблю, и подарки ей дарю.

– Дешевые поделки…

– Ну, вот что, будешь ерепениться, заберу ребёнка.

– Кто ж тебе отдаст, алкашу?

– Настя моя дочь, ты к ней не имеешь отношения. Вырастет чуть, я ей расскажу про Светку и скажу, что ты ей не мать.

– Зачем тебе это надо? Ребёнку нужна мать, неужели ты такое чудовище, что даже этого не можешь понять? Что плохого в том, что она меня мамой называет? Я же ей родной человек. Мало того что бедняжка фактически без отца растёт, ты хочешь её матери лишить?

– Ладно, будешь со мной ласкова, не скажу. Я пошёл. В понедельник к семи часам. И запомни – двадцать! Всего-то на пять больше. Не обеднеешь.