Искусство эпохи Возрождения. Италия. XIV-XV века

Когда о падуанских фресках Андреа прослышали в Мантуе, старый маркиз Лодовико, этот страстный любитель и собиратель манускриптов, знаток Вергилия[570], развлекавшийся на досуге переводами греческой поэзии на латынь[571], понял, что Мантенья именно такой художник, какого ему хотелось бы иметь при себе до конца дней для украшения дворцовых покоев, оформления театральных представлений, организации праздничных городских зрелищ[572]. В 1456 году началась долгая история приглашений Андреа к мантуанскому двору и проволочек, искусно создаваемых художником, сообразившим, что поскольку конкурентов у него нет, то маркиз не пожалеет денег, лишь бы добиться его поступления на придворную службу. Маркиз и его жена Барбара Бранденбургская из рода Гогенцоллернов покорно соглашались на все отсрочки, от письма к письму предлагая Андреа все более выгодные условия. Только в 1460 году он соблаговолил-таки переехать в Мантую, где и прослужил трем поколениям Гонзага, вплоть до своей смерти в 1506 году, возглавляя дворцовую мастерскую, где по его эскизам делали картоны для шпалер, мастерили декорации, шили костюмы для праздничных процессий и театральных зрелищ, украшали миниатюрами манускрипты, изготовляли ювелирные изделия, расписные сундуки и скульптуры[573]. В 1467 году Мантенья получил за свои труды титул графа Палатинского[574].

Самая большая и прославленная работа Андреа в Мантуе — росписи камеры дельи Спози («брачного покоя»), опочивальни и временами приемной маркиза Лодовико, на парадном втором этаже северо-восточной башни замка Сан-Джорджо. Андреа работал здесь с сыновьями и помощниками между 1465 и 1474 годом.

Камера дельи Спози, построенная в 1393–1406 годах и названная так в 1462 году, после того как в ней была совершена помолвка наследника, Федерико Гонзага, с родственницей императора Фридриха III Маргаритой Баварской[575], представляет собой комнату размером 8,05×8,07 метра с тремя глухими люнетами на каждой стене, перекрытую довольно плоским сводом (высота в центре 6,93 метра). Стены изрезаны проемами, в расположении которых нет никакой системы. Главный вход — с западной стороны. На восток выходит асимметрично расположенное окно, опущенное до пола (вероятно, вид из него на зеркальную гладь Среднего озера Андреа запечатлел около 1464 года на картине «Успение Марии»[576]). В северной стене — огромный проем камина, не связанный с осями люнетов, а в глубокой нише на ее стыке с западной стеной — еще одно окно. Против него в южной стене есть меньшая дверь, рядом с ней — ниша. Это было довольно мрачное помещение.

Андреа предстояло украсить его сценами из жизни семейства Гонзага, которые в совокупности с аллегорически осмысленными античными мотивами должны были прославлять маркиза Лодовико как правителя, воплощающего собственной персоной удивительное согласие всяческих похвальных качеств. Не исключено, что в основу программы росписей был положен панегирик императору Траяну Плиния Младшего[577], который, в частности, затрагивал вечно актуальную тему совместимости доблестей семьянина и общественного деятеля в человеке, облеченном властью: «Тот в общественной деятельности не смог сохранить доброй славы, сложившейся за ним на основании его семейной жизни; другой, наоборот, в кругу своей семьи запятнал славу, приобретенную на общественном поприще: не было еще до сих пор человека, у которого его доблести не затмевались бы от близкого соседства с какими-нибудь пороками»[578]. Для Плиния Младшего первым таким человеком был Траян, для авторов программы камеры дельи Спози — маркиз Лодовико.

Создать ритмически ясную декорацию с приятными пропорциями в помещении с расположенными где попало проемами — задача чрезвычайно трудная. Счастливая идея пришла Андреа в голову, когда он заметил, что в конструкции камеры дельи Спози есть отдаленное сходство с павильоном, придуманным им для алтаря Сан-Дзено[579]: здесь со всех сторон по три люнета, а там — по три пролета спереди и сзади. Почему бы не воспользоваться этой аналогией и не превратить камеру дельи Спози в такой же раскрытый на все стороны павильон, но на этот раз видимый не извне, а изнутри?