Искусство эпохи Возрождения. Италия. XIV-XV века

Геракл считался покровителем Флоренции, воплощением гражданских добродетелей, идеалом мужской доблести. У Поллайоло что Геракл, что Антей оба из породы отъявленных скандалистов, в любую минуту готовых схватиться врукопашную с кем угодно. Оба большеголовые, носатые, косматые, худые, жилистые и свирепые. Об их причастности к античному мифу можно догадаться разве что по львиной шкуре Геракла и по наготе героев. В их низменном облике проявляется непосредственное, неэстетизированное, нередко юмористическое восприятие классического мифа, каким отличались от больших скульптур античная мелкая пластика и росписи ваз, неплохо знакомые Антонио[649].

Воля Геракла сосредоточена в его упрямом профиле, во взгляде, вперившемся в грудь Антея. Это смысловой центр группы. Физическое же его усилие выражено смертельным объятием и натужно распрямляющимися ногами. Антонио придал усилию Геракла такую незавершенность, благодаря которой наблюдатель (хочет он того или нет, знает или не знает, что Антей силен, только пока касается матери-земли) неизбежно, с наслаждением или ужасом, доводит дело до конца в своем воображении. В тот момент, когда ноги Геракла распрямятся, он задушит Антея и зазор между грудью Антея и лицом Геракла исчезнет. Этот просвет, оставленный в темном бронзовом окружении, — весь остаток жизни Антея.

Ноги Геракла расставлены на ширину основания. Отступить назад он не смог бы: земля позади сходится клином. Он стоит на краю, над пропастью. Даже если бы у него не хватило сил, Антей не нашел бы опоры под ногами. Он обречен.

Две написанные маслом дощечки, «Геракл и гидра» и «Геракл и Антей», служившие, вероятно, украшениями предметов обстановки, считаются собственноручными копиями Антонио с не дошедших до нашего времени холстов высотой около 2,5 метра, изготовленных им между 1460 и 1465 годом по заказу Пьеро Медичи для главного зала палаццо Медичи[650]. Эти «Подвиги Геракла» — знак моды на придворное искусство бургундцев. Когда составлялись проекты и сметы убранства интерьеров палаццо Медичи, до Флоренции дошло известие, что зал пресловутого «Праздника фазана» в Лилле был украшен шпалерами с изображением подвигов Геракла. Роскошный сюжет! Но заказывать в далеких Нидерландах большие ковры, а потом везти их через всю Европу было бы накладно и небезопасно. Зачем платить втридорога и рисковать, когда есть свой мастер, который изобразит подвиги Геракла не хуже ткачей Арраса? Все большие декоративные затеи Медичи в их дворце были ответами на вызов бургундцев. Отменный вкус проявил при этом Пьеро Медичи: трудно и представить, как скверно все получилось бы, если бы, скажем, «Битву при Сан-Романо» писал не Паоло Уччелло, а Беноццо Гоццоли, «Шествие волхвов» — не Беноццо, а Антонио Поллайоло, «Подвиги Геракла» — не Антонио, а Паоло.

«Геракл и Антей» соответствует оставленному Вазари описанию одного из трех «Подвигов Геракла» в палаццо Медичи: «Видно, с какой силой он сжимает Антея и напряжены все его мускулы и жилы, чтобы его задушить, а на лице этого Геркулеса мы видим, как он стиснул зубы в соответствии с остальными частями тела, которые вплоть до пальцев ног вздуваются от напряжения. Неменьшую наблюдательность проявил он [Поллайоло] и в Антее, который, стиснутый руками Геркулеса, слабеет и теряет всякую силу и, открыв рот, испускает дух»[651]. Очевидно, и статуэтка была вариантом той же «истории».

Антонио Поллайоло. Геракл и Антей. Ок. 1475

Антонио Поллайоло. Аполлон и Дафна. Ок. 1475

Построение группы в живописном и скульптурном вариантах «Геракла и Антея» почти одинаково. Отличие состоит главным образом в том, что в живописном исполнении группа выглядит гораздо плотнее, чем в скульптурном. Объясняется это тем, что, в отличие от бронзы, которая сама собой, независимо от строения формы выглядит вещественным сгустком, фигура, изображенная на плоскости, должна обладать особыми свойствами, удостоверяющими ее материальное отличие от фона, если только живописец не хочет трактовать изображение как орнамент, а Антонио явно этого не хотел.

Он любил показывать действие крупным планом на горе, от невидимого подножия которой простирается до горизонта панорама, всегда напоминающая у него долину родного Арно. Никто из флорентийских живописцев того времени не умел так гостеприимно расстилать перед зрителем ковер благословенной тосканской земли, создавая тем самым удивительный контраст между напряженным действием и безмятежным аккомпанементом. В «Геракле и Антее» излюбленное Антонио сопоставление переднего и дальнего планов, при отсутствии среднего, особенно эффектно: герои выглядят великанами хотя бы уже благодаря этой дали, где река кажется тоньше их рук, а мчащаяся борзая сгодилась бы кому-нибудь из них в качестве нагрудного амулета (чтобы показать, что дело происходит все-таки не в окрестностях Флоренции, а в Ливии, Антонио изобразил внизу африканскую антилопу).