Посол французского короля Карла VIII Филипп де Коммин, прибывший в роковом для Италии 1494 году в Венецию, был поражен видом этого города. Множество колоколен и богатых красивых монастырей, окруженных прекрасными садами; обилие домов, построенных на воде; люди, передвигающиеся не иначе как на лодках; большие красивые церкви, стоящие словно бы прямо на море; шелка и дорогие сукна в одежде венецианских дворян; алая атласная обивка бортов лодок и ковры под ногами; Большой канал со скользящими по нему галерами и тяжелыми грузовыми судами, пришвартованными возле очень больших и высоких домов, построенных из хорошего камня и красиво расписанных, с фасадами из белого и серпентинного мрамора и порфира; Дворец дожей, сверкающий белым истрийским камнем, розовым и желтоватым мрамором и позолотой, и базилика Сан-Марко при нем, «самая красивая и богатая в мире», «вся из мозаики», — все это снова проходило в его памяти, когда он работал над своими мемуарами. «Это самый великолепный город, какой я только видел», — писал изъездивший Европу старый дипломат[833]
.Сделав свой город самым прекрасным в мире, венецианцы устраивали в честь него празднества, напоминавшие торжественные религиозные обряды. Организация шествий и зрелищ на набережных и каналах была непреложной обязанностью правительства. Церемонии с дожем и сенаторами во главе, облаченными в пышные одеяния, вызывали в гражданах республики гордость за свое государство, удовлетворяли страсть к роскоши и красоте. Венецианцам мало было участвовать в празднествах — они желали видеть это великолепие запечатленным навеки кистью живописцев. Правительство поощряло патриотическое рвение: разумеется, высшая цель искусства — демонстрировать преимущества венецианского правления, венецианской политики, венецианского образа жизни. В большинстве венецианских картин этого времени запечатлены события, прославляющие Серениссиму[834]
.Полнее всего эта живопись была представлена циклом монументальных панно (каждое около 6,8×6,5 метра) в грандиозном (54×25 метров, высотой 15,4 метра) Зале Большого совета Дворца дожей. Цикл был создан в 1474 — начале 1480-х годов Джентиле Беллини, Альвизе Виварини[835]
и братом Джентиле, Джованни, взамен осыпавшихся фресок 1365–1415 годов, последние из которых были написаны Джентиле да Фабриано и его любимым учеником Антонио Пизанелло[836]. Влажный воздух «царицы лагун» противопоказан технике фрески. Поэтому новые большие панно были написаны в технике, изобретенной Якопо Беллини, отцом Джентиле и Джованни, — на холстах, наклеенных на стену. Устояв против сырости, все эти картины погибли от огня во время пожара 1577 года. Теперь о них можно судить по описанию Джорджо Вазари.Правительство Венеции, сообщает он, поручило лучшим живописцам республики украсить Зал Большого совета такими «историями», «на которых было бы изображено все великолепие их чудесного родного города, его торжества, его военные подвиги, походы и тому подобное, достойное быть представленным в живописи на память потомкам, с тем чтобы к пользе и наслаждению, получаемым от этих „историй“ при чтении, добавлялось и удовольствие для глаза, а также в равной степени и для ума от лицезрения портретов стольких знаменитых синьоров, написанных опытнейшей рукой, и изображения доблестных деяний стольких благородных мужей, достойнейших вечной славы и вечной памяти»[837]
.Состав сюжетов был примерно тот же, что и в осыпавшихся фресках: цикл был посвящен победоносной морской экспедиции венецианцев против императора Священной Римской империи Фридриха I Барбароссы и примирению императора с папой Александром III в Венеции в 1177 году. На самом деле Фридрих был вынужден искать примирения, будучи разгромлен при Леньяно объединенным войском городов Ломбардской лиги, участницей которой была и Венеция[838]
. Но составители программы цикла предпочитали не напоминать о том, что бо́льшая часть лавров победы при Леньяно принадлежала миланским и брешианским рыцарям и ополченцам других городов. Акцент был сделан на первом вступлении Венеции в сферу континентальной политики, создавшем принципиально важный прецедент для венецианской дипломатии на все последующие времена — извлекать выгоду, сохраняя нейтралитет между союзниками и противниками папы[839].