Изображена венецианская терраса, выстланная разноцветными мраморными плитами, с дверью, открытой на берег реки или озера. На противоположном берегу скалистые горы, крохотный городок, дальше — замок. В темнеющем водном зеркале местами угадываются смутные отражения скал, построек, фигур. Небо наполовину затянуто мягкими облаками. На террасе на мраморном троне сидит женщина, темно-синий плащ и красное платье которой наводят на мысль о Деве Марии. Голова ее опущена, руки сложены в молитве. Слева от нее — склонившая голову женщина в золотом венце. Справа, ближе к зрителю, — другая женщина, высокая и стройная, застыла в воздухе, не касаясь пола террасы. За мраморной балюстрадой два старца. Похожий на св. Павла грозит мечом удаляющемуся человеку в халате и тюрбане. Другой, похожий на св. Петра или св. Иосифа, творит молитву, склонив лицо с опущенными глазами к младенцам, играющим вокруг апельсинового дерева, растущего в большой красивой вазе. Один из них обхватил ствол, как бы желая его потрясти, двое других собирают упавшие на мрамор золотистые плоды и отдают их четвертому, сидящему на подушке. Если это младенец Христос, то именно к нему обращена молитва Девы Марии[864]
. Правее стоят св. Иов с молитвенно сложенными руками и пронзенный стрелами св. Себастьян. Между ближним и дальним берегами в озеро вклинивается мыс. У самой воды, в пещере, пастух, рядом козы и овцы. От высящегося на берегу креста, огражденного каменной стенкой и плетнем, спускается по вырубленным в скале ступенькам отшельник (Антоний Великий?). В тени под обрывом его ждет кентавр, чье отражение хорошо видно в воде. Вдали женщина беседует со стариком, по дороге кто-то гонит осла, человек идет с посохом через плечо.Джованни Беллини. Священная аллегория. Ок. 1500
Терраса выглядит на фоне пейзажа идеалом абстрактного стереометрического совершенства, но и пейзаж ясен в своем строении. Линия ближнего берега натянута как струна. Вода гладка и тверда, как лед. Гряды скал с их прямыми острыми ребрами и нависающими карнизами, с квадратной пещерой и каменной лестницей, словно высеченные по чьему-то разумному плану, подобны руинам древнего, заброшенного скального селения. Городок на дальнем берегу составлен из каменных кубиков. Если единственная видимая там дверь — вход в часовню, которому положено быть с западной стороны, то солнце светит в этой картине с севера, где его в действительности не может быть. Следовательно, свет этот, как бывает в картинах старых нидерландцев, не натуральный, а сверхъестественный — свет божественный, замаскированный под свет дня[865]
. В ровном свете вечности, дробящемся множеством золотисто-охристых граней или вдруг исчезающем в почти черных тенях, все делается кристаллическим, все оказывается равнодоступным для глаз, как бы далеко ни находился предмет. Сколь ни искусен был Джамбеллино в линейной и в цветовой перспективе, все-таки этот плотно написанный пейзаж легко представить, по аналогии с полом террасы, как каменную мозаику, поставленную на линии ближнего берега вертикально, как задник за сценой. Абстрактной конструкции террасы художник придал магическую достоверность, а вот пейзаж изобразил, почему-то не стремясь к такой иллюзии. Все эти странности придают картине завораживающую силу, притупляют чувство времени, погружают в бездеятельное созерцание, препятствуют попыткам ума уяснить и без того сложный замысел произведения[866].В городке под увенчанной замком горой незаметно течет обыкновенная жизнь. Судя по тому, что на мысе отшельников (пастух, кентавр, старец) находится могила с крестом, а на ближнем берегу видно несколько засохших прутиков, границей между средним и ближним планами является смерть. Ближний берег — «тот свет». Путь сюда с берега жизни лежит через кладбище.