Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия

К его гравюрам на основании стилистических аналогий присоединяют несколько картин, а также ряд рисунков пером на страницах Домашней книги, находящейся в замке Вольфегг (в 30 километрах севернее Боденского озера) в собрании графов фон Вальдбург-Вольфегг. Домашняя книга – это рукописный иллюстрированный альманах, который вели хозяева замка во второй половине 1470-х годов[692]. Чего только нет в этой книге! Аллегории месяцев, любовные, турнирные, охотничьи и батальные сцены, денежные счета, записи кулинарных рецептов и приворотных зелий, чертежи инструментов и артиллерийских орудий, схемы инженерных устройств, изображения гербов. Словом, все, что могло занимать ум немецкого феодала и его близких. Автора лучших рисунков – астрологических изображений семи планет – историки искусства назвали Мастером Домашней книги. Мастер Амстердамского кабинета и Мастер Домашней книги – одно и то же лицо[693].

Есть у него картина, на которой изображена любовная пара. Юноша и девушка отделены от нас парапетом. Они элегантны, румяны, нежно-эротичны и, судя по аккорду белого, красного, глуховато-синего и золотого тонов, совершенно счастливы. Потупив взор, девушка в высоком тюрбане под сеткой из маленьких золотых солнечных дисков вручает кавалеру знак своей верности, Schnürlein. Так называется красная бахромчатая кисть, вставленная в золотой обруч, усыпанный жемчугом и украшенный розой с сапфиром. Юноша, не сводя с девушки глаз и обняв ее, принимает подарок. Весело извиваются на черном фоне белые ленты с каллиграфически выписанным четверостишием. Над девушкой читаем: «Она отнюдь не презирала вас, / Для которого сделала Schnürlein». Над юношей: «И справедливо она это сделала, / Ибо я тоже дал ей кое-что [взамен]»[694]. «Кое-что» – дикая роза из его венка. Образованную лентами арку венчает герб, но установить имена влюбленных не удается[695]. Да и стоит ли задаваться таким вопросом? Перед нами портрет, превращенный в аллегорию любовного согласия.

Картина изумляет наивно-откровенной чувственностью. Она говорит о плотской любви без скрытых намерений, без околичностей, без лицемерия. Дидактики в ней нет ни на йоту. Невозможно представить, чтобы она была заказана людьми, способными прислушаться к призывам Фомы Кемпийского умереть на кресте вместе с Христом. Это произведение из того мира, в котором вели домашние книги и коллекционировали светские гравюры Мастера Амстердамского кабинета.

Его гравюры не имеют аналогий в европейской графике. Они сделаны в изобретенной им технике сухой иглы. Художник рисует на металлической пластинке стальным острием. Образуются царапины с заусеницами (барбами) по краям. Чем сильнее нажим иглы, тем больше барбов. Предшественники Мастера Домашней книги эпизодически пользовались иглой, но они счищали барбы и получали оттиски, почти неотличимые от робко выполненной гравюры резцом. Мастер Домашней книги барбы оставлял. Краска не только заполняла царапины, но и застревала на металлической бахроме. Линии на оттиске получались сочные, местами расплывчатые. Но барбы изнашиваются очень быстро, потому что иглой рисуют не на медных, а на мягких оловянных пластинках. Высококачественных оттисков получается каких-нибудь две-три штуки (из 89 известных на сегодняшний день гравюр Мастера Домашней книги 78 – уники).

Предпочтение, оказанное этой технике гравером, говорит о его увлечении непредсказуемыми тональными эффектами и о стремлении работать спонтанно, не заботясь ни о безупречной отделке деталей, ни о красоте штриха, ни о количестве оттисков, – короче, о неприятии системы Шонгауэра. Последний гравировал, воплощая образы, заранее складывавшиеся у него в голове. А Мастер Домашней книги будто и не знал заранее, что́ у него получится, зато признавал за предметом изображения и за техническими средствами право на самостоятельную художественную жизнь. Нет у него ни чистых, плавно изгибающихся длинных линий, ни ритмической пульсации форм. Мелкие пересекающиеся царапины дают то прерывистые и туманные, то бархатистые контуры и тени, которые воспринимаются нами как будто не только глазами, но и на ощупь. Его эстампы кажутся шероховатыми.

Мастер Домашней книги. Любовная пара. 1479

Но «незнание», «неуверенность» Мастера Домашней книги – мнимые. На самом деле перед нами виртуоз высочайшего уровня, которому скучно быть только виртуозом, тем более что образцы этого достоинства широко представлены гравюрами Шонгауэра. Вот он и изобретает технику, которая позволяет симулировать отсутствие мастерства, имитировать непредвзятость и непосредственность подхода к любому сюжету и в любой момент отклоняться от первоначального замысла.