Искусство эпохи Возрождения. Нидерланды, Германия, Франция, Испания, Англия

Голубь Святого Духа, Дева Мария с ее короной, почти отвесные складки ее платья, а также изображенное внизу распятие, как и ребро скалы, отделяющей праведников от грешников, – все эти мотивы совмещены с вертикалью, делящей картину пополам. Чтобы свести к минимуму отклонения от симметрии, живописец (разумеется, с одобрения заказчика) решился на смелые отступления в символике жестов: Бог Отец благословляет Марию правой рукой, а Бог Сын – левой, при этом первый держит корону Царицы Небесной левой рукой, а второй – правой. Благодаря этому достигнуто равновесие масс белого, красного, синего[1027] и золотого тонов.

Эта схема сродни каркасу здания, в рамках которого допускается разнообразие функций. В нашем случае в роли «функций» выступают содержательные мотивы. Асимметрия содержаний нарастает по мере движения нашего взгляда от небесного средоточия к земле и преисподней. В отличие от ликов Бога Отца, Бога Сына, херувимов и серафимов, лица блаженных уже не могут быть одинаковыми, но еще менее схожи друг с другом праведники и про́клятые в нижней части картины. Очевидно, земной мир (не говоря уж о преисподней) воспринимался заказчиком «Коронования Марии» как тот уровень мироздания, где небесный порядок искажен в наибольшей степени. Чтобы прийти к такой мысли, ему не надо было быть неоплатоником. Достаточно было знакомства с сочинениями Фомы Аквинского.

Благодаря тому что орнаментальная симметрия в целом не разрушается, малейшие отклонения от нее становятся заметными и важными. Лицо Марии, само по себе кукольно-правильное и пустое, кажется более живым только благодаря легкому повороту и наклону ее головы. Кажется, что сбои симметрии в складках ее одежд, расстилающихся по овальному облаку, сообщают всей ее фигуре грациозное движение. Блаженные, стоящие на одинаковых облаках, как на сверкающих льдинах вокруг синей бездны[1028], интересны именно тем, что каждый из них не похож на других. Чем ниже, тем интереснее и вместе с тем труднее сопоставлять левую половину картины с правой, ибо масштаб по мере приближения к нижнему краю картины становится все мельче. Предоставим это удовольствие читателю. Заметим лишь, что в левом углу картины вы сможете разглядеть сюжеты «Неопалимой купины» и «Мессы святого Григория», а в правом углу увидите ангела, который, сидя на опустевшей гробнице Богородицы, говорит: «Вознесена Мария на небо, где пребывает один Царь царей на троне из звезд». Эти слова связаны с апокалипсическим смыслом «Коронования» – мистическим браком «Агнца и жены Его»[1029].

Некоторые знатоки приписывают кисти Ангеррана Шаронтона и величественную луврскую «Пьету», о которой известно достоверно лишь то, что она создана неким живописцем авиньонской школы около 1455 года.

Ангерран Шаронтон (?). Пьета. Ок. 1455

На фоне тускло-золотого неба и черной земли Богородица, Иоанн Евангелист и Мария Магдалина склонились над судорожно выгнутым телом Христа. Сбоку истово молится упавший на колени донатор[1030]. Белизна его стихаря – не только указание на духовный сан; это и метафора мистического просветления, в котором он видит сцену оплакивания Христа, как если бы и он присутствовал на Голгофе[1031]. Осколки белого сверкают в окружении сумрачных масс зеленого, коричневого, бордового, черного наподобие стенаний, взрезающих безмолвие.

Фигуры чуть меньше натуральной величины воспринимаются с расстояния в несколько шагов такими, каковы они были в действительности. Но, кроме означающего Иерусалим миража в тускло-золотистом тумане[1032], иных примет места действия здесь нет.

Изображая обезображенное истязаниями и смертью тело Христа, авиньонский мастер предвосхищает Мантенью и Гольбейна. Жизнь покинула это тело давно. Кровь запеклась струйками, стекавшими вниз, когда Распятый был пригвожден к кресту. Уже не разглаживаются рубцы от розог. Уже не сгибаются ни колени, ни стопы. Рука застыла в наклонном положении. Изящная голова Христа, свисавшая на грудь, не откинулась назад, когда его тело легло на колени Марии.

Но самый сильный эффект, свидетельствующий о смерти Спасителя, – это закатный свет, поток которого, направленный влево параллельно земле, высвечивает на трупе каждую выпуклость и оставляет резкую тень в каждой впадине. Особенно страшно выглядит серовато-желтое лицо: затенены нижняя губа, ноздри, дуги глазных впадин, то есть те части лица, которые нам привычно видеть освещенными. Свет превращен в символ смерти.

Такую светотень можно наблюдать скорее на подсвеченной снизу статуе, нежели на фигуре живого человека. Христос и в самом деле выглядит так, как если бы художник изобразил опрокинутое изваяние. Обратите внимание на пальцы святого Иоанна, бережно снимающего с головы Учителя терновый венец. Они будто бы просунуты между золотыми спицами нимба.