«Искусство и сама жизнь»: Избранные письма

Только надо будет воспользоваться этим, ибо «быстротечны прекрасные дни», особенно для живописи. Надеюсь, этой зимой я буду много рисовать. Если бы я мог рисовать фигуры по памяти, у меня всегда было бы чем заняться, но возьмем фигуры самых умелых из всех художников, использующих наброски с натуры, – Хокусая, Домье: по мне, эта фигура совсем не равнозначна фигуре, выполненной с модели этими же мастерами или другими портретистами.

Наконец, если нам всегда роковым образом не хватает моделей, особенно понимающих моделей, не следует от этого впадать в отчаяние или бросать борьбу.

В мастерской я повесил всех японцев, Домье, Делакруа и Жерико. Если ты найдешь «Пьету» Делакруа или Жерико, возьми столько, сколько сможешь.

Мне очень хотелось бы повесить в мастерской также «Полевые работы» Милле и офорт Лера с его «Сеятеля», который Дюран-Рюэль продает по 1,25 франка. Наконец, небольшой офорт Жакмара с «Читателя» Мейсонье. Мейсонье, которого я всегда находил восхитительным. Ничего не могу поделать – люблю работы Мейсонье.

Читаю статью о Толстом в «Revue des Deux Mondes»: похоже, Толстой чрезвычайно интересуется верой своего народа – как Джордж Элиот в Англии.

Говорят, у Толстого есть книга о религии, – кажется, она называется «Моя вера»; думаю, она очень хороша. Судя по статье, он ищет того, что навечно останется истинным в религии Христа, того, что есть общего для всех религий; похоже, он не признает воскресения тела и даже души, говоря, наподобие нигилистов, что после смерти ничего нет, – но если человек мертв, по-настоящему мертв, то человечество всегда будет живо.

В общем, не прочитав самой книги, я не могу в точности сказать, как он представляет себе это, но полагаю, что его вера не должна быть жестокой и увеличивать наши страдания; напротив, она должна нести большое утешение, внушать спокойствие, энергию, мужество жить дальше и многое другое.

Из репродукций Бинга я нахожу восхитительными рисунок травинки, гвоздики и работы Хокусая.

Что бы там ни говорили, самые рядовые гравюры, выполненные плоскими цветами, для меня восхитительны по тем же причинам, что Рубенс и Веронезе. Я прекрасно знаю, что это – не примитивное искусство. Да, примитивы восхитительны, но для меня это совершенно не повод говорить, как входит в обычай: «Попадая в Лувр, я не иду дальше примитивов»[254].

Допустим, серьезному собирателю японского искусства скажут: «Ничего не могу поделать, я нахожу эти гравюры за 5 су восхитительными».

Тот, более чем вероятно, будет потрясен, мое невежество и мой дурной вкус вызовут у него сожаление.

Именно так в былые времена считалось дурным вкусом любить Рубенса, Йорданса, Веронезе.

Думаю, со временем я перестану чувствовать себя одиноким в доме и, скажем, зимой, в плохую погоду, и долгими вечерами буду заниматься тем, что поглотит меня без остатка.

Ткач или корзинщик часто месяцами остается один или почти один, и работа для него – единственное развлечение.

Но их удерживает на месте именно чувство дома, успокаивающий и привычный вид вещей. Конечно, мне хотелось бы компании, но, если ее не будет, я не стану расстраиваться, а главное, со временем кто-нибудь да появится. Я почти не сомневаюсь в этом. И в твоем доме тоже – думаю, если кто-то хочет дать людям приют, он легко найдет среди художников тех, для кого вопрос жилья стоит очень серьезно.

Что до меня, я решительно считаю своим долгом попытаться добывать деньги работой и ясно вижу, какая работа мне предстоит.

Ах, если бы всем художникам было на что жить, на что работать! Но это не так, и я хочу производить, производить как можно больше и упорно. Может быть, настанет день, когда мы сможем расширить дело и влияние.

Но до этого еще далеко, и впереди много работы, с которой нужно справиться.

В военное время нам, наверное, пришлось бы драться, мы сожалели бы, стенали бы, что не живем в мирное время, но, раз уж необходимо, дрались бы.

Точно так же мы имеем полное право желать такого положения, при котором деньги не нужны для жизни. Однако в наши дни без денег никуда, и придется думать о том, как делать деньги, если мы тратим их. У меня больше шансов заработать денег живописью, чем рисунком.

Дело в том, что тех, кто умело делает наброски, намного больше тех, кто свободно пишет кистью и схватывает природу с точки зрения цвета. Это умение всегда будет более редким, и не важно, насколько быстро картины начинают цениться: рано или поздно они обретут своего коллекционера.

Но я думаю, что картины, где красочный слой толще, должны дольше сушиться здесь.

Я читал, что полотна Рубенса в Испании сохранили богатство красок намного лучше, чем на севере. Руины здесь даже на открытом воздухе остаются тем не менее белыми, тогда как на севере все это становится серым, грязным, черным и т. д. Уверяю тебя, если бы картины Монтичелли сохли в Париже, сейчас они стали бы куда тусклее.

Я начинаю яснее видеть красоту здешних женщин и всякий раз, всякий раз вновь вспоминаю Монтичелли.