«Искусство и сама жизнь»: Избранные письма

Миллье находит это ужасным, но тебе ведь ясно, что, когда он говорит: мол, не понимаю, что веселого можно найти в самой обычной лавке бакалейщика и в этих строгих, квадратных домах, лишенных всякой прелести, – я вспоминаю, что у Золя есть некий бульвар в начале «Бойни», а у Флобера кусочек набережной Ла-Виллет жарким летом в «Бюваре и Пекюше», которые совсем неплохи. Мне приятно работать над тем, что непросто. При этом я испытываю страшную потребность, как бы это сказать, в религии и выхожу ночью, чтобы писать звезды, и все время мечтаю о картине с живописной группой друзей.

Сейчас у меня есть письмо Гогена, который, похоже, сильно опечален и говорит, что непременно приедет, продав картины, но не утверждает, что, если ему оплатят поездку, он немедленно развяжется с тамошними делами. Он говорит, что его хозяева ведут и вели себя безупречно по отношению к нему и что бросить их вот так было бы дурным поступком. Но не поверить, что он приедет, как только сможет, означало бы повернуть кинжал, уже воткнутый в его сердце. Впрочем, он был бы доволен, если бы ты сумел задешево продать его картины. Я пошлю тебе его письмо вместе с ответом.

Несомненно, его приезд на 100 процентов увеличит важность этой затеи – заниматься живописью на юге. Оказавшись здесь, он, по-моему, уедет не скоро: думаю, он пустит корни.

Я все время говорю себе: то, что ты делаешь частным образом[256], при его участии станет намного серьезнее, чем при моей работе в одиночестве, – расходы не вырастут, а ты получишь больше удовлетворения.

Позже, если ты вдруг сам займешься картинами импрессионистов, можно будет попросту продолжать и расширять то, что уже существует. Наконец, Гоген говорит, что Лаваль нашел человека, который станет давать ему 150 франков в месяц целый год, не меньше, и что Лаваль также может приехать в феврале. Я написал Бернару, что, по-моему, на юге он не сумеет прожить меньше чем на 3,50 или 4 франка в день, и это лишь жилье и питание. Он ответил, что, как видится ему, 200 франков в месяц хватит на жилье и питание для всех троих, и это, между прочим, возможно, если жить и питаться в мастерской.

Этот бенедиктинский священник – должно быть, любопытная персона. Какой будет, по его мнению, религия в будущем? Вероятно, он ответит: такой же, как в прошлом. Виктор Гюго[257] говорит: «Бог – это маяк, который то вспыхнет, то погаснет, и сейчас мы живем в то время, когда он погас», и сейчас мы, разумеется, идем сквозь тьму.

Я хотел бы только, чтобы для нас нашлось что-нибудь успокаивающее, способное утешить, так чтобы мы перестали чувствовать себя виновными или несчастными и смогли бы идти вперед, не теряясь в одиночестве или в пустоте, не испытывая страха при каждом шаге, не прикидывая лихорадочно, сколько зла мы можем невольно причинить другим.

Чудак Джотто – в его биографии сказано, что он вечно страдал и вечно был полон рвения и идей. Я хотел бы обрести эту уверенность, которая делает человека счастливым, радостным и бодрым во всех обстоятельствах. Этого скорее можно достичь в деревне или небольшом городке, чем в парижском пекле.

Не буду удивлен, если тебе понравятся звездная ночь и вспаханные поля, – они спокойнее других картин. Если бы работа всегда шла так, как сейчас, я меньше тревожился бы о деньгах: людям легче было бы воспринять это, будь техника более гармоничной. Но этот проклятый мистраль сильно мешает наносить мазки, которые хорошо сочетаются и сплетаются друг с другом, порождая то же чувство, что и эмоционально сыгранная музыка.

При этой спокойной погоде я делаю что хочу и трачу меньше сил на бесплодную борьбу.

Пришла посылка от Танги; очень тебе благодарен, так как надеюсь теперь кое-что сделать осенью для будущей выставки. Самое спешное сейчас – это 5 или даже 10 метров холста. Я напишу тебе еще раз и пошлю письмо Гогена вместе с ответом. То, что ты говоришь о Морене, очень любопытно: его рисунки по 40 франков – это, конечно, недорого. Я все больше и больше убеждаюсь, что мы должны думать так: вести настоящую, справедливую торговлю картинами – значит сообразовываться со своим вкусом, со своим образованием, глядя на мастеров, своей верой, в конце концов. Написать хорошую картину, я уверен, не легче, чем найти алмаз или жемчужину: это требует усилий, и ты рискуешь жизнью, будь ты торговец или художник. А когда есть хорошие камни, нужно перестать сомневаться в себе и смело удерживать цены на должном уровне.

Пока, однако, выжидаем… Тем не менее эта мысль побуждает меня работать, тогда как обычно я страдаю от необходимости тратить деньги. Но посреди страданий мне пришла эта мысль о жемчужине, и не удивлюсь, если она доставит облегчение и тебе в часы уныния. Хороших картин так же мало, как алмазов.