Искусство игры в дочки-матери

– Как? – спросил Сэмми. – Сто пудов – твоя мама не разрешит оставить ее у вас. А рядом с моими братьями он не продержится и пяти минут.

– У него больше никого нет, – сказала Шарлотта. – Он, очевидно, потерялся. Возможно, родители его бросили. – Она на мгновение вспомнила о папе. – Я заберу его с собой. – Она баюкала птицу в руках. – Я видела картонную коробку у ограды. Птенец поживет в ней, под моей кроватью, и я буду кормить его крошками с ужина. Бабушка мне поможет.

Птенец пропищал в знак согласия, и на сердце Шарлотты потеплело от радости. Она обязательно выходит этого птенца.

– Уже одиннадцать. – Грейс распахнула глаза и уставилась на свою дочь, которая отдернула штору и озорно смотрела на мать. – Я принесла тебе стакан воды.

– Что ты делаешь в моей комнате? – спросила Грейс, отрывая голову от подушки и сразу опуская ее обратно. Она смутно помнила, как добралась домой, и из-за этого чувствовала себя не в своей тарелке. Возможно, именно так начинается Альцгеймер? Может, жуткая головная боль и противный привкус во рту тоже были симптомами этой болезни?

– Я думала, ты сегодня собиралась готовить вегетарианскую лазанью, – сказала Амелия, присаживаясь на кровать. – Когда ты вчера вернулась домой, у тебя были наполеоновские планы.

Вчера…

– Какой-то Луиджи дал тебе рецепт.

– Ах да, конечно, – вспомнила Грейс. – Рецепт лазаньи Луиджи.

– А я думала, это папа у нас был любителем выпить пива.

– Да, – сказала Грейс. – Но вчера был… особый случай.

– Я заварю кофе, гулена, – со смехом сказала Амелия. – Только давай сегодня вечером закажем пиццу, ладно?

– Пожалуй, это было бы к лучшему, – согласилась Грейс, хотя при мысли о пицце у нее скрутило желудок. – Мне кажется, я съела что-то не то…

– Ага, – сказала Амелия, выходя из комнаты. – Конечно, «съела».

Грейс перевернулась на другой бок и попыталась снова заснуть. Ее сны были полны дней, проведенных на пляже, игрушечных поездов и свежих яблок из овощной лавки. Она крепко зажмурилась, игнорируя настойчивые позывы полного мочевого пузыря и надеясь, что пульсация в голове утихнет, если она не будет смотреть на свет.

Дни, поведенные на пляже. Особенно один день. Воспоминания заклокотали в ней, как пена, взбитая бурным прибоем.

– Почему на тебе рубашка и галстук? – спросила она Джонатана в тот особенный день много лет назад. – Я думала, мы просто погуляем по пляжу?

– Я что, не могу принарядиться на наше свидание? – возмутился Джонатан.

– Можешь, конечно, – сказала Грейс. – В Маргейте зима, так что мы все равно вряд ли будем купаться.

– Тебе ведь здесь нравится, правда? – спросил Джонатан неожиданно обеспокоенным тоном. – Ты не жалеешь, что мы не взяли путевку на Коста-Бланку, которые сейчас рекламируют?

– Конечно, мне здесь нравится, – искренне ответила Грейс. К тому моменту они были вместе почти год, и Джонатан планировал эту поездку не одну неделю. Она впервые в жизни жила в таком роскошном отеле, а кровать с балдахином, кое-как втиснутая в номер, была такой громадной, будто до них здесь останавливался Генрих VIII. – Это идеальное место.

Услышав это, Джонатан разулыбался во все тридцать два зуба.

– Тогда пойдем, – сказал он. – Прогуляемся по пляжу. Позже обещали дождь.

И они пошли. Было холодно, морской ветер хлестал их по щекам, но Джонатан так потел, как если бы они гуляли по Бенидорму. Идти было тяжело, их ноги на каждом шагу утопали в песке, словно они ступали по планете с повышенной гравитацией.

Они шли вдоль воды, и серые волны вторили цвету неба. Джонатан смотрел на море. Грейс почувствовала, как ее щек коснулись первые капли дождя, и повернулась к нему, собираясь предложить вернуться.

И не увидела его рядом с собой.

– Выходи за меня. – Раздался голос, и только тогда до нее дошло, что он опустился на одно колено, уперев его прямо в мокрый песок. Он что-то держал в руке – коробочку, обитую красным бархатом, в которой лежало кольцо с маленьким бриллиантом. – Я люблю тебя, – сказал он. – Очень сильно. Выходи за меня замуж.

Грейс поймала себя на том, что переживает за его брюки, которые наверняка уже промокли насквозь. Одной сильной волны будет достаточно, чтобы окатить его водой с ног до головы и, быть может, даже выбить у него из рук это кольцо.

– Вставай, – сказала она. – Прилив начался.

Джонатан не пошевелился. Он сомкнул зубы, прикусывая губу.

– Это… это значит «нет»?

– Нет, – ответила она, и он сразу изменился в лице. – Нет, то есть это не значит «нет». Я люблю тебя!

– Значит, это «да», – улыбнулся он, поднимаясь на ноги, и уткнулся ей в шею, заключая в объятия, из которых выпустил ее только для того, чтобы поцеловать. Она ответила на его соленый поцелуй со вкусом счастья, моря и самую малость – копченой рыбы, которую Джонатан ел на завтрак. Он взял ее за руку и надел кольцо ей на палец. Дождь все усиливался, но Грейс чувствовала только одно: его крепкую хватку, бережную, уверенную и полную любви.

Мысль о дожде оказалась невыносимой для мочевого пузыря Грейс, и она заставила себя встать с постели и посеменила в ванную, опасаясь за свое бедро чуть меньше, нежели вовремя добраться до туалета.