Представить себе профессионального искусствоведа, работающего в большом и, самое главное, не детском музее, придумывающим выставку с названием «Небо в искусстве» сложно. Но они есть – и именно в Русском музее, похоже, их в избытке. Иначе как объяснить завидное своей регулярностью появление экспозиционных опусов вроде «Двоих в искусстве» (любые пары – от Богоматери с младенцем до «Рабочего и колхозницы»), «Больших картин» (про очень большие картины), «Времен года» (дидактическое сочинение про пейзаж в русском искусстве), «Власти воды» (про водное и водянистое), «Дороги в русском искусстве» (комментарии не требуются) и тому подобных. Вещи зачастую на этих выставках одни и те же, каталожные карточки плавно переползают из одного в другой каталог почти без изменений.
Представить себе зрителя, с удовольствием посещающего эти художественные аттракционы, гораздо проще – музей усиленно трудится на «опрощение»: этот тип выставок не требует интеллектуального труда, но тешит тщеславие посетителя. Нашел красное пятно на картине – молодец; догадался, что Борис и Глеб (как, впрочем, и Георгий со змеем) это тоже те самые «двое в искусстве», – отлично; загрустил перед осенним пейзажем, обрадовался снегу, санкам и горкам на зимнем, возгордился изобильностью русского лета – кураторский труд не пропал даром.
Если прибавить к этому радость узнавания хрестоматийных полотен или имен на этикетке, то образ музея как учебника для младшей и средней школы представляется почти законченным. Зрители музею благодарны – книга отзывов полна слов, написанных аккуратным детским почерком. Недовольны только проклятые критики да странные, но, к радости всех, редкие интеллектуалы – им почему-то подавай оригинальные концепции и большую науку (которые справедливости ради в Русском музее тоже имеются). Проблема эта легко решаема – можно критиков этих вовсе не пускать, а можно указать на афише рекомендуемый возраст потенциального зрителя. «Для детей до 16 лет» – педагогическая ценность очевидна.
Гостей, пришедших на выставку «Врата и двери» в Мраморный дворец, встречает знаменитая «Ротонда» Александра Бродского. С ней, конечно, изящнейший ринальдиевский курдонер с совсем неизящным бегемотообразным памятником Александру III Паоло Трубецкого смотрится странновато. Но странность эта приятная. Более того, чувство удивления так быстро переходит в восторг, что, видит Бог, одних этих составленных в наипрекраснейший овал «Ротонды» дверей хватило бы на то, чтобы зритель ушел просветленным.
Но, увы, лаконизм – это не то, чем сильны кураторы Русского музея. Тот глобализм, на который вот уже лет пятнадцать как указывают доброжелательные и не очень критики его выставок, никуда не делся и в этот раз. Хотя предпосылки к этому были: делавший «Врата и двери» Отдел новейших течений не собирался вынимать из запасников музея все работы, в которых в том или ином виде изображены ворота, воротца, врата, двери, дверцы, дверные коробки, арки, проемы, притолоки, косяки, замки, ключи, замочные скважины. Кураторы продекларировали сосредоточенность на «спиритуально-религиозной, сюжетно-тематической и миметически-предметной» линиях.
Сказано – сделано: царские врата на иконах и в чертежах Растрелли, псевдоархаические маски смерти, двери открытые, закрытые, прикрытые и приоткрытые, двери метро и туалетов, парадные и черные, калитки и гаражные ворота, лабиринты и коридоры, лестничные площадки и подземные переходы. Во «врата и двери» записаны и разнообразные вагины, и группа Doors, и желудочно-кишечный тракт. Память о родителях как тех, кто открыл двери в мир, дверь как материал для художественного произведения, триумфальные арки как врата памяти, космические станции как дверь в незнаемое… И еще много-много всего. Любые ассоциации и игры словами возможны. Все двери художникам, способным предложить что-то о дверях, открыты.
Но даже если вам показалось, что в вышеперечисленном есть какой-то перебор, так это не самый большой грех. Почему бы и не подойти к теме так широко, как это видится кураторам. Да и имена привлечены солидные: привезен эрмитажный «Туалет» Ильи Кабакова, есть способный сделать любую выставку триптих Владимира Янкилевского «Памяти отца», есть «Дверь» Михаила Рогинского, «Шкаф Ильи» Игоря Макаревича, «Мальчик и червяк» Виктора Пивоварова, как всегда отличная живопись Владимира Шинкарева. Есть куча всякого питерского искусства – престарелого и совсем нового.