Его биография словно специально написана, чтобы совпасть с каноном: сирота, детдомовец, до седьмого класса предпочитавший бегать по своему собственному золотому кольцу вокруг родного южноуральского Златоуста, приехал в Ленинград учиться медицине. Продержался два курса: изучение Кьеркегора, Ясперса, Гуссерля, Хайдеггера, Сартра и Камю вылилось в отчисление за увлечение буржуазной философией. Истово поверивший в экзистенциализм, свою судьбу он выстроил в точности с заветами прочитанных книг: «Ваша свобода родилась раньше вас». Его свобода родилась 2 ноября 1975 года, в день, когда его друг художник Валерий Клеверов (Клевер) сообщил ему, что тот тоже художник. Сам Кошелохов теперь кокетничает и говорит, что это была лишь шутка, способ хоть как-то отплатить за то, что Боб на целый год превратил свою 27‐метровую комнату в коммуналке в галерею по продаже картин Клевера, чтобы тот смог купить семье квартиру. Шутка не шутка, но идея запала в душу: художник – это тот, кто видит. Художником может (при большом желании) стать каждый. Не нужны даже краски – первые работы Кошелохова были состряпаны из объектов, найденных на помойках. Но когда дело дошло до красок, стало понятно: он действительно художник и остановить эту стихию вряд ли кому-то будет под силу.
Экспрессионизм Кошелохова – доморощенный, самовыдуманный, непохожий на заграничный и даже несхожий с тем, что делали чуть раньше и рядом барочно-страстные арефьевцы. Кошелохов последовательно пытался соединить экспрессионистскую свободу формы с идущей чуть ли не от фовистов упоенностью цветом. Стихийный художник, он смешивал все со всем, писал на ковровых дорожках, фанере и обивке от выброшенного дивана, брошенных за ненадобностью транспарантах, использовал невозможные сочетания цветов (поскольку все они были его личным открытием, ведь даже то, что при смешении синего и желтого получается зеленый, он открыл для себя сам) и писал, писал, писал. Ну, вообще-то, сам он предпочитает другую лексику – по его определению, художник должен «х…ярить, х…ярить и х…ярить», а сама «работа должна быть похожа на чирей: выскочил, нарвал, а потом внезапно вскрылся, как будто об угол стукнулся, чтобы кровища вовсю текла».
Соответствовать заданной ноте мог, вообще-то, только сам Кошелохов. Но он пытался: группа «Летопись», которую он основал, сейчас знаменита прежде всего тем, что в ней начинал талантливый молодой художник Тимур Новиков. Между тем и способом письма, и чертовски насыщенным ритмом работы (каждую неделю устраивались обсуждения, если картину не принес, иди гуляй, даже если вся братия собралась в твоей собственной квартире), и оголтелым всеядством кошелоховская команда выработала собственную, хронологически совершенно параллельную Европе версию неоэкспрессионизма.
Смотреть работы Кошелохова – тяжелый труд. Тут либо прыгнуть в омут, либо скользить слепым глазом. И дело тут не в «сложности» этой живописи (наоборот, она работает с образами простыми, наотмашь), а в ее количестве. Для Кошелохова не существует счета на десятки, его серии насчитывают сотни, а иногда и тысячи работ. Его последний проект – «Two Highways» – готовится уже скоро двадцать лет и уже насчитывает 1,2 тысячи набросков, 6 тысяч пастелей, 2,5 тысячи цифровых рисунков и столько же холстов с них. Осталось всего ничего: найти 5 тысяч квадратных метров, на которых разместится рожденная в результате этих штудий живопись. Это, конечно, вылет в стратосферу, но ведь все в Петербурге всегда знали, что Кошелохов может себе это позволить. Об этом отлично сказал один из тех, кто вырос на кошелоховских правилах, «Новый художник» Вадим Овчинников: «Критикам, которые сомневаются в значении Б. Н. Кошелохова, советуем обратить внимание на неоновую надпись „Титан“ на углу дома по Невскому и Литейному проспектам, где живет художник».
Это крайне несвоевременная выставка. И дело не в том, что только что прошли вполне себе триумфальные показы «Новых художников» в Петербурге и в Москве («Удар кисти» в Русском музее в 2010 году и «Новые идут!» в MMOMA), без особой ностальгии, отстраненно и точно продемонстрировавшие пластическую ценность эпохи ленинградских бури и натиска. Дело в личности инициатора и организатора выставки, и, собственно, владельца всех выставленных сегодня в Академии художеств вещей. Эта экспозиция – персональный проект Сергея Бугаева (Африки), капитализация его личной коллекции и его монолог в вечность. Боюсь, однако, что вечность такого послания не примет.