Искусство легких касаний

— Сейчас и так говорят, и так, — сказал молчавший до этого Басмач. — Тонкостей уже не понимают.

— А ты, выходит, понимаешь, — ответила верхняя полка насмешливо. — Тогда, может, этот случай нам растолкуешь?

— Какой?

— Да с чепушилой этим. Который полку зашкварил.

— Объясню, чего ж тут.

— Ну давай.

— Вы интересуетесь, зачем он в дупле пальцем ковырял? — спросил Басмач. — Да очень просто. Чтобы о свою же глину законтачиться. Его после такого зашквара руками бить уже западло. А ногами между полок невозможно — места нет. Поэтому он и не боялся — рассчитал. Те воры, видимо, сразу все поняли, а вы чегой-то не догоняете…

Клетка погрузилась в молчание.

— Подтверждаю, — сказал Плеш, посмотрев сперва на своего соседа, а потом на чертей внизу. — Так в натуре и было. Теперь поняли, почему его не били?

— То есть этот чепушила у вора среднюю полку отжал? Через дупло, по-форшмачному, но отжал по факту?

— Выходит так, — отозвался Плеш.

Клетка некоторое время размышляла.

— Не, — авторитетно сказала наконец верхняя темнота, — насчет того, что он о собственную глину законтачился, вопрос на самом деле спорный. Тогда мы все зашкваренные выходим. Мы же каждый день об нее пачкаемся, когда на дальняк отползаем. Главное руки потом помыть.

— Да, да, так, — подтвердило вразнобой несколько голосов снизу. — Пусть воры скажут. Что бывает, когда после дальняка руки не помоешь?

— Чифирбаком по макитре, — откликнулась верхняя темнота. — Или, если повторный случай, ночью табуреткой по спине. Законтаченных так не оформляют точно. Иначе чифирбак зафоршмачится. И табуретка тоже. Это будет как в очко уронить.

— Так, — сказал кто-то из чертей и подозрительно покосился снизу на Плеша. — Значит, бить все-таки можно. Но ведь если мы это поняли, значит, и те воры должны были въехать рано или поздно?

— Тут ключевое слово «рано или поздно», — ответил Плеш. — Чепушила этот, видимо, психологию хорошо понимал. Когда по твоей полке зафоршмаченным пальцем проводят, ты, если в понятиях живешь, с нее первым делом слезть должен. Так?

— Ну.

— А бить этого гада рукой по калгану сразу не станешь, потому что непонятно, законтаченный он после такого или нет. Когда полный разбор сделан и авторитетные люди высказались, вроде выходит, что пиздить его руками все-таки можно. Но сперва-то неясно. А как пыль в голове улеглась, злоба уже и прошла. И потом, за это время много нового случилось. Другие вопросы появились. Жизнь-то идет.

— Все верно, — сказала верхняя тьма кавказским голосом, — на тюрьма с пиздюлями не спешат. Они все равно по адресу приедут. Рано или поздно. А в столыпине ножом и хуем вообще не наказывают.

— Ну, — подтвердил другой голос сверху.

— И чепушила этот, — сказал Плеш, — про свой случай явно все понимал.

— Почему так думаешь?

— А потому. Братва стала первым делом разбирать — законтаченный он теперь через глину или нет. Вот как мы только что. И вывод сделали такой же — про петушатник. Слово в слово. Но когда ставится вопрос насчет перьев, по понятиям полагается первым делом у самого кандидата в петухи обо всем поинтересоваться при разборе. Если он рядом.

— Верно, — сказала темнота, — поинтересоваться полагается всегда, а иногда и спросить. Если сознается, какой базар? В машки. А если отрицать будет, а потом выяснится, что все-таки петух, то хана такому петушаре.

Плеш кивнул.

— И чепушилу нашего, значит, вежливо так спрашивают, — продолжал он, — а ты, часом, не пернатый гость? А он глаза круглые сделал, типа два шланга от стиральной машины, и говорит — это как? В каком смысле? Ему тогда конкретный вопрос задают — с кем спишь на воле? Это, отвечает, когда как. Ему тогда говорят — рассказывай. Подробно.

Грузный сосед Плеша по второму уровню прокашлялся, зашевелился и полез со своей полки вниз — словно огромный ком воска, расплавившийся наверху от жары и перетекший через край. Спуск давался ему непросто, он кряхтел и охал, и Плеш даже прервал на время свой рассказ.

Оказавшись внизу, Басмач взял с пола одну из двухлитровых бутылей, свинтил с нее пробку, приспустил штаны и повернулся к серой решетке.

— Ты че тухло свое выпятил, — неуверенно сказал кто-то из чертей.

— Он правильно встал, — отозвался другой. — Если брызги будут, за решетку полетит. На кумчасть… На мусоров поссать сам Бог велел.

Раздалось тихое журчание стекающей в пластик жидкости.

— Давай дальше рассказывай, — сказал Плешу кто-то из нижних чертей.

— Не, — сказал другой черт, — нельзя.

— Почему?

— Пока в хате едят, на дальняк не ходят. А когда на дальняк идут, не едят.

— А какая связь? — спросил первый черт.

— Как какая. Рассказ слушать — это почти как хавку жрать. Тоже пища, только духовная.

— И чего? Выходит, когда радио работает, поссать нельзя? Выключать надо?

— Не знаю, — сказал второй черт. — Если ты это радио с интересом слушаешь и как бы с него питаешься, то нельзя, наверное. Это у воров надо спрашивать.

Грузный Басмач наконец закончил процедуру, завинтил бутылку, поставил ее у двери и полез назад. Забирался вверх он так же долго и трудно, как слезал.