традиционно легкий фельетон как форма мимолетной журналистики стал претендовать, по крайней мере в руках некоторых писателей, на более достойную литературную форму. К середине сороковых годов его использовали некоторые из талантливых молодых писателей, среди них В. А. Соллогуб, А. А. Григорьев, Д. В. Григорович, А. Н. Плещеев, И. И. Панаев, И. С. Тургенев и И. А. Гончаров [Fanger 1965: 136].
Многие известные русские писатели в то или иное время обращались к фельетону. Эти тексты были впоследствии включены в антологии и довольно подробно изучены[255]
. Здесь, однако, меня больше интересует другой вариант этого жанра – фельетон в массовой газете, или «низшая» форма, которая часто считается недостойной критического внимания.В то время как в толстом журнале в фельетоне все больше преобладали литературные и полемические темы, фельетоны, публикуемые в «Северной пчеле» и «Голосе», как правило, обходили политику и полемику, сохраняя преимущественно информативный, произвольный характер. Конечно, не все газетные фельетоны относились к тому, что советский ученый Е. И. Журбина называла «мещанским, обывательским жанром»; Н. А. Некрасов и Ф. М. Достоевский, например, публиковали фельетоны в «Литературной газете» и «Санкт-Петербургских ведомостях» соответственно [Журбина 1979: 104–108, 96][256]
. Но как правило, газетный фельетон представлял собой нетребовательное чтение, ориентированное на массового читателя[257]. Часто меняющиеся новости о современных событиях, обыкновенно публикуемые по воскресеньям, способствовали привлечению читателей к газетной рубрике и делали ее своевременным (хотя и не всегда надежным) источником информации. Фельетон был бесконечно воспроизводимой текстовой формой, способной удержать внимание читателя от одного номера к другому[258].Вехой в истории русского фельетона считается 1847 год, когда газета «Санкт-Петербургские ведомости» ввела в качестве регулярного элемента фельетонную рубрику «Петербургская летопись». Один из современников охарактеризовал этот еженедельный обзор как «легкую статью об общественной жизни и ее вседневных интересах». Среди прочих в новую рубрику был приглашен и Достоевский [Журбина 1979: 91, 100; Березина 1965: 56][259]
. Десять лет спустя писатель заметит в «Петербургских сновидениях в стихах и прозе»: «фельетон в наш век – это… это почти главное дело» [Достоевский 1972–1990, 19: 68].Когда к началу 1860-х годов фельетон стал непременным атрибутом периодической печати, изменился и его автор, фельетонист. Из случайного коллажа городских новостей и личных наблюдений фельетон превратился в площадку для журналистской полемики. Фельетонист эволюционировал из забавного «болтуна» в социального критика и чуть ли не главного героя своих собственных творений[260]
. Как заметил в своих мемуарах известный деятель этой рубрики, Боборыкин, профессия фельетониста стала пользоваться особенным почетом[261]. Это была и огромная ответственность, как отмечал в конце столетия другой автор: «Страшно быть публицистом! Дело в том, что ваш голос, – обыкновенный человеческий голос, имеющий свои достоинства и свои недостатки, – пройдя сквозь печатный станок, вдруг усиливается в десятки, в сотни, в тысячи крат»[262].Будучи исторически простым дополнением, фельетон перерос в отдельную, хотя и проблематичную, текстовую форму. Подытоживая его развитие в первой половине XIX века, Г. С. Морсон пишет:
Первоначально фельетон был журналистской смесью, в которой излагались разрозненные новости из культурной жизни города, но постепенно он стал связываться воедино свободными и причудливыми переходами повествователя, блуждающего от темы к теме – а иногда, в соответствии с традиционной ролью фланера, и с места на место. Тематика этого жанра была характерно широкой – на самом деле, настолько широкой, что проблематичная целостность фельетона стала темой как для фельетонистов, так и для их критиков (иногда нападавших на фельетоны в фельетонах) [Morson 1981: 16][263]
.