Они лежали рядом обнявшись, сонные и довольные; день становился все жарче.
Ксандер перевернулся на бок и приподнялся на локте.
— Может, задержишься здесь? Жалко обрывать все, когда у нас впереди столько удовольствий. — Он вызывающе подмигнул ей. — А мне понадобится что-то приятное после тяжелого дневного труда за мольбертом.
— Что-то приятное?!
— Ну ладно, кто-то. — Он улыбнулся.
Сердце ее забилось учащенно, когда она поняла, что он не шутит.
— Не знаю, Ксандер… разве тебе не нужно готовиться к выставке?
— По вечерам — нет.
Откуда внезапно появился этот страх? Джесс совершенно не боялась, когда думала, что речь идет о недолгой интрижке, после которой она вернется домой, не успев как следует привязаться к нему. А что она будет делать, если их отношения продлятся, а потом он ее бросит? Жить с разбитым сердцем?
— Наверное, не получится. Памела, заведующая редакцией, завтра ждет меня назад.
— А ты скажи, что заболела. Неужели они не обойдутся без тебя еще недельку?
От нахлынувших мыслей ей стало трудно сосредоточиться.
— Нет, не могу. А если она догадается, что я вру? Я потеряю работу.
— Как она о чем-то догадается, если ты сейчас в Италии и не можешь никуда лететь? Вряд ли она помчится к тебе на самолете с холодным компрессом и куриным бульоном!
Сердце ее билось так часто и гулко, что она не сомневалась: он все прекрасно слышит.
— Ксандер, я не умею врать.
— Тебе не кажется, что ты заслужила отдых? Почему ты так сурово к себе относишься? Ты как будто не веришь, что достойна счастья.
Она вздохнула и провела рукой по лицу. Он прав. Так и есть!
— Сама не знаю… я всегда была такой. У меня чрезвычайно развито чувство ответственности, и я вечно из-за всего тревожусь. Мама с детства внушала мне, что наступит конец света, если я ее подведу. Наверное, ее слова навечно отпечатались в моей душе. Она требовала, чтобы я была совершенством, а я не оправдала ее ожиданий.
Ксандер озадаченно нахмурился.
— Понимаю, мои слова звучат странно. Наверное, меня мало кто поймет, — вздохнула девушка.
— А по-моему, тебе пора переходить на темную сторону и присоединиться ко мне.
Она рассмеялась и покачала головой:
— Почему тебе так не терпится совратить меня?
— Потому что очень забавно наблюдать, как ты перерождаешься. — Он провел пальцем от глубокой ложбинки в основании ее шеи вниз, под грудь, а потом к пупку. — Особенно когда тебе для полного счастья только меня недостает.
Она положила руку поверх его ладони, не дав ему продолжить путешествие. Он закрыл глаза и вздохнул:
— Слушай, я не давлю на тебя и не стану уговаривать остаться, но тебе стоит как следует подумать и хоть раз в жизни сделать что-то только для себя! — Он встал и надел брюки. Как же неотразимо он выглядел — полуодетый, с растрепанными волосами, которые падали ему на глаза! Опасный обольститель…
Ей ужасно захотелось остаться. Пожалуй, никогда и ничего она не желала так сильно.
— Сейчас мне нужно поговорить со своим агентом насчет выставки. Если передумаешь, найди меня.
Бросив на нее последний пламенный взгляд, он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
В комнате воцарилась звенящая тишина. Вскоре Джесс показалось, что она сходит с ума.
При мысли о том, что больше она его не увидит, девушка почувствовала, как внутри у нее образовалась пустота. Полная, всепоглощающая пустота, вакуум. Ксандер прав: она должна хоть раз в жизни сделать что-то только для себя. Ей до смерти надоело беспокоиться из-за того, правильно ли она поступает. В конце концов, даже сама Памела советовала ей начать жить, если ей хочется лучше писать!
Вернувшись к себе, она взяла с тумбочки мобильник, приготовившись изобразить самого больного на свете человека, и набрала номер редакции.
— Памела Брэдли.
Услышав голос начальницы, она съежилась от страха.
— Здрасте, Памела, это Джесс.
— Джесс, ты скоро вернешься?
Она набрала в грудь побольше воздуха:
— М-м-м… вообще-то я заразилась гриппом… Помните, перед моим отъездом в Италию в редакции все болели, вот и я… — Она притворно покашляла, надеясь, что Памела ей поверит. Ей так трудно было врать, что у нее вспотели ладони, ей стало жарко. Она никогда ничего подобного не совершала, и ей стало по-настоящему не по себе. Ее подкрепляла лишь мысль о том, как ей хочется провести больше времени с Ксандером. — А докончить статью я могу и здесь, — выпалила она, поскольку Памела молчала. Щеки у нее пылали; она чувствовала себя преступницей. — Мне нужно еще несколько дней, чтобы прийти в норму, а материал я перешлю по электронной почте. Уверяю, вам понравится! О нем так интересно писать, — продолжала она, безмерно радуясь тому, что Памела не видит ее пылающего от стыда лица. «Врушка-врушка»… Других мыслей о себе в тот момент у нее не было.
После долгой паузы Памела глубоко вздохнула:
— Ладно, Джесс, но помни о сроках. Ты должна сдать статью вовремя, если не хочешь, чтобы тебя уволили по сокращению штатов!
Джесс тоже глубоко вздохнула:
— Ясно, Памела, я не подведу. Обещаю!
Она нажала отбой и осторожно положила телефон на тумбочку, испытывая чувство, неведомое с детства: кажется, все обошлось.
Она пошла на риск.