Искусство счастья. Тайна счастья в шедеврах великих художников

«Я знаю. Никогда я не буду счастлив более, чем сейчас. Я произношу имя своего счастья и внезапно пугаюсь его до того, что у меня мороз по коже».

Филипп Делерм

Теневая сторона счастья

Прекрасная эпоха[19] – мир, который скоро погрузится во мрак, но еще не знает об этом… Картина Сарджента, выставленная в галерее Тейт в Лондоне, мгновенно привлекает внимание своими внушительными размерами. Сначала посетителя восхищает утонченная красота Бетти, младшей из сестер, одетой в платье из красного бархата, ниспадающего элегантными складками. Потом его взгляд как будто магнитом притягивает радостное, полное живости лицо старшей сестры, Ины, любимицы художника, одетой в белое атласное платье. Все в ней дышит счастьем жизни – порозовевшее лицо, гордо вскинутая голова, улыбка, нетерпеливый жест. Левой рукой она небрежно опирается на китайскую вазу, принадлежащую ее отцу, очень богатому антиквару, и как будто другой рукой хочет куда-то увлечь сестру.

Ина и Бетти, дочери г-на и г-жи Э. Вертхеймер

Джон Сарджент (1856–1925)

1901 г., холст, масло, 185 × 130 см, галерея Тейт, Лондон

Американец Джон Сарджент, воплощение космополита, родился во Флоренции, всю жизнь работал в Европе и скончался в Лондоне. Его считают одним из блестящих портретистов светского общества той эпохи, он был тесно связан с семьей Вертхеймер и написал портреты всех ее членов. Незадолго до своей смерти Сардженту пришлось стать свидетелем крушения Прекрасной эпохи и гибели беззаботного и счастливого общества в ужасах Первой мировой войны, о чем говорят многие из его картин.

Между тем мало-помалу смотрящего охватывает непонятная грусть. От чего возникает это беспокойство? Из-за темноты и тяжелой атмосферы викторианского интерьера, угадывающегося на заднем плане буржуазного убранства? Из-за грусти, связанной с романтическим представлением о том, что молодые, полные жизни женщины давно стали прахом, а вместе с ними в прах превратился мир, воплощением которого они были? Или же все просто: если внимательно приглядеться, то всякое изображение счастья в конце концов вызывает подобное беспокойство. «Красота – это то, что приводит в уныние», – говорил Поль Валери. А что, если то же самое относится к счастью?

Урок Сарджента Не бояться необъяснимой боли счастья

Лето едва началось, а дни уже стали короче… В момент своего апогея счастье может навевать грусть. Иногда мы с трудом принимаем очевидное: счастье способно сделать нас несчастными. Мы спокойны, безмятежны, довольны. На поверхности наша жизнь кажется гладкой, как море перед тем, как подует ветерок, на горизонте – ни единого облачка. И тем не менее коварная и необъяснимая меланхолия овладевает нами. Обладает ли счастье способностью вырабатывать свой собственный антидот и саморазрушаться, когда достигает определенного порога напряженности? Ясное осознание счастья изначально содержит в себе предчувствие его близкого конца. Не нужно объяснять это невероятным мазохизмом, словно мы не вынесли бы, если бы все шло слишком хорошо, или даже низкопробным чувством вины, которое якобы рисует счастье как оскорбление или предательство по отношению к страданию других людей. Просто главная роль в нашей внутренней драматургии отводится сознанию.

Сознание необходимо для счастья. Именно оно трансформирует животное благополучие в такое человеческое чувство, как счастье. Но то же самое сознание, единожды возмутившись, открывает нам глаза на преходящий и эфемерный характер всякого счастья.