Тем, кто утверждает, что художники о таких вещах не думают – что они просто рисуют плоды в вазе, которые видят перед собой, или бездумно располагают цветные абстрактные геометрические фигуры на холсте, – я отвечу: да, конечно, случается и такое. Но истинные живописцы, готов поспорить, всё же думают. Когда мы рассматриваем натюрморты Шардена, Сезанна, Пикассо или Матисса, когда мы вглядываемся в абстракции Кандинского, Робера и Сони Делоне, Клее, Мондриана или Эллсворта Келли, когда мы замечаем, как округлые фрукты или чистые абстрактные геометрические формы словно бы принюхиваются, притираются друг к другу, поворачиваются и отворачиваются, притягиваются и отталкиваются, подталкивают друга друга и отскакивают друг от друга, наша мысль начинает течь вслед за мыслью художников.
В произведениях этих художников вы видите и чувствуете не просто вазу с фруктами или абстрактную композицию из цветов и фигур, но динамическую вселенную, совокупность отношений и сил. И вы не то чтобы ощущаете, как рассказывается история, но чувствуете, как разные отдельные формы отзываются, сливаются и взаимодействуют друг с другом, как одна форма будто сплющивается, а другая краснеет, в то время как остальные чем-то обеспокоены, и что иногда, возможно, эти фрукты сами видоизменяют или даже поднимают вазу и стол или проникают в стены комнаты и преобразуют их – что абстрактная композиция из пятен и цветов может самоорганизоваться и создать собственный космос.
В некоторых фигуративных полотнах мы ощущаем, что взаимообмен и взаимосвязь существуют не только между фруктами и вазами, но и между обитателями определенного места и его интерьером – как в гостиных Эдуара Вюйара, где члены эдвардианских семей, безнадежно далекие друг от друга, но будто сплавленные вместе, кажутся связанными и переплетенными, подобно узорам из цветов и лоз на обоях. Или в причудливо сочетающих в себе фантазию и домашний уют садиках, интерьерах и ванных комнатах Пьера Боннара, где люди, флора и фауна сливаются в одухотворенной, будоражащей мозаике цвета и света, наводящей на мысли об ослепительных закатах, благих вестях, сверкающих драгоценных камнях и пламени.
Иногда художник допускает, что сначала мы можем в чем-то не доверять тому, что открываем для себя в произведениях искусства, и поэтому не станем распространяться о своем опыте: мы будем думать, что навоображали себе чего-то и видим только то, что хотим видеть (наши фантазии и мечты берут над нами верх), что наши реакции и порывы надуманны, что мы улавливаем нечто, чего на самом деле нет, – что мы слишком субъективны. Художники сажают семена, пряча их на виду, так что мы чувствуем, будто мы – и только мы – сможем сделать так, чтобы их ростки принесли плоды. Однако художники понимают, что если они сделают наш поиск оправданным, то мы станем ухаживать за садом, который они посадили для нас. Они знают, что мы будем взращивать свой опыт, тем самым даря жизнь их произведению. Мы сможем перейти от общего к частному, наши мысли породят чувства, а наши чувства – новые мысли; сквозь личное мы придем к общечеловеческому.
Художники хотят, чтобы их творчество разожгло и огонь нашего воображения и эмоций, и огонь нашей рациональности. Они верят, что если нас вдохновлять и поощрять, то мы станем копать глубже и порождать спонтанные ассоциации. Они на это надеются. Художники создают свои произведения, поощряя личное и общечеловеческое, сознание и подсознание. Они верят, что нам доставит удовольствие смотреть внимательно, сердцем, отпустив на волю свои грезы. Художники знают, что если мы честны с собой относительно того, что видим и чувствуем, то со временем то же самое произойдет и с нашими мыслями. Они верят, что если мы действительно вдумчиво и рационально отнесемся к тому, что видим, то наши чувства не останутся в стороне и подтвердят выводы, к которым приведут нас их творения.
Глава 4
Художники-рассказчики
Художники рассказывают истории. Им есть что сказать. Часто люди считают, что художники – иллюстраторы историй или идей, нередко так и есть, но, поскольку художники суть поэты, их произведения не являются буквальным пересказом этих историй. В силу того, что художники учатся на творчестве других художников, центральная история, которую они рассказывают, – это непрерывная история искусства.
Художники могут разрабатывать сюжет древнего мифа, исследовать опыт поцелуя, трагедию войны, неразделенную любовь или напряжение между двумя прямоугольниками – но, вне зависимости от занимающего их предмета, все они говорят на одном языке, работают с одними и теми же элементами искусства. Язык искусства эволюционирует, меняется со временем, на нем говорят разные художники. Однако это не только язык роста и изменений, но и обновления и переработки.