Дальнейшее было всего лишь делом техники. Мои рыцари вскочили на лошадей. Бакфорд и служанка Эмили уселись на телегу, и на этот раз к ним присоединилась Криспин. Мы же с баронессой устроились в карете, которая медленно развернулась, на несколько мгновений перекрыв воришке проход и скрыв его от глаз тех, кто в это время находился в таверне или рядом с ней. Эмили одернула занавеску и, улыбнувшись, поманила парня пальчиком. Оставив очередное ведро возле колодца, он неуверенно, словно что-то подозревая, подошел к дверце, которую я открыл и одним движением рванул его на себя. Парень больно ушиб ноги, когда заваливался внутрь кареты, но я не обращал на его стоны внимания, а зажав рот рукой, втянул в карету целиком, уложил на пол и приставил к горлу меч.
— Только пикни, — предупредил я его и сел, слегка придавив постанывающего пленника ногой.
Все заняло несколько секунд. Никто даже не заподозрил, что карета остановилась во время разворота. Ворота распахнулись, и наш отряд выехал за пределы этого не слишком дружелюбного места. И лишь после этого я убрал меч от тощей мальчишеской шеи.
— Поднимайся и садись, — прошипел я ему. — Да не на сиденья, на полу посидишь не развалишься. — Мальчишка сел на полу и обхватил колени руками, подтягивая их к груди, вздрагивая при малейшем толчке нашего средства передвижения, которое отзывалось болью в раненной руке. — Ну вот и отлично, а теперь поговорим.
Глава 12
Мальчишка, сидящий на полу кареты, в очередной раз скривился от боли, когда карету тряхнуло на очередном ухабе, и негромко застонал. Я невольно поморщился. В таком состоянии разговорить его будет сложно: ему и так больно, а более сильная боль отправит его в нокаут, и тогда я вообще ничего не узнаю.
— Как тебя звать, чучело, — я откинулся на подушку сиденья, брезгливо разглядывая парнишку.
— Конор, — тихо прошептал он, стискивая зубы так сильно, чтобы заглушить очередной стон, что я даже услышал их скрип.
— Конор, а дальше? — задавая эти вопросы, я быстро прокручивал в голове варианты того, что с ним делать дальше.
— Нету дальше, — еще тише прошептал воришка. — Я не знаю своего отца, ваша милость.
— Ты не знаешь, кто твой папаша, поэтому просто Конор. Гениально, — пробормотал я, пытаясь врубиться в логику местного имяобразования. Карету снова тряхнуло и мальчишку просто перекосило от боли. — Вот что, Конор, снимай рубашку.
— Зачем? — мальчишка испуганно посмотрел на меня и попытался вжаться спиной в сиденье, на котором сидела примолкшая Эмили, но этим неловким движением потревожил рану так, что на его холщевой рубахе проступило кровавое пятно.
— Не бойся, бить не буду, — я снова поморщился. — Рану твою осмотрю, а то ты так быстро загнешься, и мне некого будет допрашивать.
— За-зачем меня допрашивать? — мальчишка так перепугался, что стал заикаться.
— Как это «зачем»? Ты пытался меня ограбить, залез в окно, хотел стащить камни Тавилия, заставил погнаться за собой, выставил перед дамами в неприглядном свете… Мне продолжать? — он быстро-быстро отрицательно завертел головой. — Ты поймал плечом мой метательный нож, так что я точно знаю, что ты ранен. А так как претензий у меня к тебе много, то мне не хотелось бы, чтобы ты быстро кончился, скончавшись от начавшегося заражения крови. Так что будь паинькой и сними с себя эту проклятую рубаху, пока я сам этого не сделал! — рявкнул я, наклоняясь к парню.
На этот раз мальчишка подчинился и неловко стянул рубаху через голову, постанывая, когда приходилось действовать раненной рукой.
В карете царил полумрак, но даже при таком скудном освещении было видно, что выглядит рана не очень. Ее края припухли и стали бледно-землянистого оттенка. Тряпка, которой он ее прикрыл, перевязавшись, скорее всего, самостоятельно, была пропитана чем-то белым, желтым и красным — омерзительным. Кое-где тряпка отошла от тела, таким образом, я и сумел рассмотреть края раны, но в середине она похоже намертво прилипла и отдирать ее наживую — это причинит мальчишке жуткую боль. А, что ни говори, но садистом я не являлся.
—
—
—