Вокруг шумели мелорны, и я краем глаза увидел, что они не нападают всем скопом только потому, что начали выяснять отношение между собой, пытаясь отбить друг у друга добычу. То и дело мелькали плети, которых сталкивались, переплетались и с силой рвали друг друга. Вокруг царил форменный ад, а меня с удвоенной силой подтаскивал к себе счастливый победитель.
Раздался громкий треск, резко завоняло кровью, порванными кишками и дерьмом. Мне удалось повернуть голову в ту сторону, и со смесью ярости и брезгливости увидел, как уже мертвую лошадь раздирают на части мощные плети и по кускам затаскивают в открытое нутро, из которого несло смертным смрадом.
Внезапно до меня дошло, да они же просто жрут! И меня ждет та же участь, если не удастся совершить подвиг и не вывернуться таким образом, чтобы суметь применить меч.
Как где говорилось: «Жить захочешь, и не так раскорячишься». Фраза пришла из лексикона майора, но она как никогда соответствовала истине. Жить я хотел, еще как хотел. Хотя бы для того, чтобы сжечь эти чертовы деревья к такой-то матери! Эта мысль придала мне сил. Вывернувшись, я что есть сил, рубанул по опутавшим меня ветвям мечом. Вспыхнули камни Тавидия и на месте удара по ветвям побежали огненные искры. Перерубить ветвь удалось в первого же удара. И тут меня ждал очередной сюрприз: раздался жуткий треск и шелест, больше напоминающий вой боли, а из обрубка, который все еще оплетал мои ноги, во все стороны брызнула самая настоящая кровь. Она была ярко-красной, теплой и имела весьма специфический запах железа.
Я рванул этот обрубок, который снялся вполне легко, и тут почувствовал, как меня кто-то тянет вверх. Резко развернувшись, едва не насадил на меч сумевшего подняться Гастингса, но сумел в последнее мгновение остановить руку.
— Быстрее, пока они не опомнились! — прохрипел капитан, помогая мне подняться. Второй раз меня просить не нужно было.
Вскочив, я бросился бежать туда, где было безопасно. На границе с аллеей мелорнов я заметил моих рыцарей, которые, обнажив мечи, спешили к нам на выручку. Они были пешими, лошади скорее всего отказались сюда идти. В некоторых моментах животные гораздо умнее своих хозяев. Какофония звуков, среди которых преобладали: вой и омерзительное чавканье, оглушала, но я сумел поднять руку вверх и заорать, пытаясь перекричать звуки, издаваемые хищными деревьями.
— Куда?! Назад! Это приказ, сучьи дети!
Парни замешкались на границе с аллеей, но прямой приказ — это прямой приказ, поэтому Мозес с силой вогнал меч в ножны и сплюнул себе под ноги, не отрывая при этом от нас обеспокоенного взгляда. Вокруг летали плети, но нам везло, мы с Гастингсом умудрялись уворачиваться от них, иногда перерубая наиболее настырные, что только усиливало неразбериху, а нас обдавало все сильнее и сильнее кровью, хлещущей из перерубленных ветвей.
Когда уже до спасительной поляны осталось меньше ста метров, я понял, что больше не могу. Легкие горели огнем, во рту так пересохло, что казалось, язык прилип к небу. Рядом тяжело дышал Гастингс. Собрав в кулак последние силы, я рванул вперед и ходом выскочил на залитую солнцем живописную поляну и тут же понял, что сейчас сдохну.
Упав на траву, я лежал, захлебываясь прохладным воздухом, который с трудом глотал ртом, потому что дышать нормально не получалось. Сколько я так пролежал — не знаю, подозреваю, что не сильно долго. Мозес сдерживал рвущегося ко мне и голосящего Бакфорда, предоставив время для отдыха, здраво рассудив, что пока мне только помешают посторонние. И за эти минуты я был ему очень благодарен.
Наконец, дыхание выровнялось, и я сумел перевернуться на спину. Лежа и глядя на медленно плывущие по небу белые облака, осознавал, что лежу на голой земле, весь в кровище, которая уже начала запекаться, и неприятно стягивала кожу на лице. С трудом поднявшись, опираясь на землю трясущимися руками, я с яростью стянул с себя камзол и рубаху и швырнул их на землю.
— Мне нужна вода, — прохрипел я, обращаясь к пробившемуся ко мне Бакфорду. — Попить и вымыться.
— Ваше высочество, вы не ранены? — верный слуга размазывал по щекам слезы, заламывая руки. Он сильно переживал, что оставил меня в том страшном месте, и я ему верил, в том, что переживает.
— Нет, это не моя кровь. Бакфорд, воды.
— Конечно-конечно, ваше высочество, вот сюда, пожалуйста, здесь есть прекрасный ручей, — и он суетливо побежал впереди, показывая дорогу.