Искусство, восприятие и реальность

Юмористы постоянно эксплуатируют эту нашу склонность проецировать человеческую физиономию на морду животного. Верблюд считается надменным, собака-ищейка с морщинистым лбом выглядит озабоченной, потому что, если мы надменны или озабочены, наши черты вызывают ассоциацию с верблюдом или собакой-ищейкой. Однако в этом случае, как всегда, опасно приравнивать вывод или интерпретацию к последовательному анализу признаков[35]. Суть в том, что мы реагируем на такие конфигурации более или менее автоматически и непроизвольно, хотя прекрасно знаем, что бедный верблюд не виноват в том, что выглядит надменно. Это настолько глубинный и инстинктивный отклик, что он охватывает все реакции нашего тела. Если самонаблюдение меня не обманывает, то во время посещения зоопарка мышечная реакция моего тела изменяется при переходе от клетки бегемота к клетке с хорьками. Как бы там ни было, человеческая реакция на постоянные черты нечеловеческих физиономий, которая прекрасно запечатлена в баснях и детских книгах, в фольклоре и искусстве, убедительно свидетельствует о том, что эта реакция на наших братьев меньших тесно связана с нашим представлением о собственном теле. Это возвращает меня к старинной теории эмпатии, сыгравшей на рубеже веков столь важную роль не только в эстетике Липпса или Вернон Ли, но и в трудах Беренсона, Вёльфлина и Воррингера[36]. Это учение предполагает, что мышечная реакция предшествует нашей реакции на формы; не только восприятие музыки заставляет нас затанцевать изнутри, но и восприятие форм тоже.

Возможно, идея эта вышла из моды отчасти потому, что люди потеряли к ней интерес, а отчасти – потому что она была слишком туманна и слишком широко внедрялась. Однако относительно физиогномического восприятия лично у меня нет никаких сомнений в том, что наше понимание мимики других людей частично приходит из нашего собственного опыта. Нельзя сказать, чтобы эта формулировка разрешала тайну, содержащуюся в том факте, что мы способны подражать тем или иным выражениям лица. Каким образом младенец, который отвечает улыбкой на улыбку матери, передает или переводит зрительное впечатление, поступающее к нему в мозг от глаз, в соответствующие импульсы, что идут от мозга и сообразно двигают его лицевыми мышцами? Гипотезу о том, что эта способность переводить зрительное впечатление в движение врожденная, мне кажется, вряд ли можно опровергнуть. Нам не нужно учиться улыбаться перед зеркалом, более того, я не удивлюсь, если различные типы мимики, которые можно наблюдать у разных народов и в разных традициях, передаются от поколения к поколению или от лидера к подчиненному посредством бессознательного подражания или эмпатии. Всё это подтверждает гипотезу о том, что мы интерпретируем и кодируем восприятие своих ближних не столько зрением, сколько мышцами.

Может показаться несколько странным подходить к этой глубокой гипотезе через наши причудливые реакции на воображаемые выражения «лиц» животных, однако это не единственный случай, когда сбой в подходе помог выявить психологический механизм. Наша способность к эмпатии дарована нам не для того, чтобы мы читали в душах животных, а для того, чтобы мы понимали других людей. Чем больше они на нас похожи, тем выше вероятность, что мы сможем воспользоваться собственными мышечными реакциями в качестве ключа к пониманию их настроений и эмоций. Это сходство необходимо именно потому, что мы обязательно совершим ошибку, если не сумеем разграничить две выделенные выше переменные. Мы должны различать, исходя из опыта и, возможно, врожденного знания, где постоянная черта, а где – экспрессивная девиация.