Чтобы это опровержение не породило в нас слишком сильных сомнений, необходимо объяснить, почему (и как) часто мы не замечаем, что объекты, изображенные на илл. 3с, 3e, не являются кубами, и почему мы терпим несоответствия, которые неизменно возникают между частями любого точного изображения, когда мы смотрим на него с любой точки, отличной от центра проекции. На самом деле, как считает Пирен (Pirenne, 1970), для того, чтобы изображение выглядело правильно, в перспективу нередко приходится специально вносить несоответствия. Примером может послужить использование на илл. 4а кругов вместо эллипсов, которые согласовывались бы с остальной перспективой, представленной на этой картине. То, что наш глаз допускает такие несоответствия, а порой даже требует их, – это факт, из-за которого окно Леонардо как модель плохо передает, что есть изображение и как оно работает, и не важно, является ли перспектива приобретенной и произвольной художественной условностью или нет.
Чтобы разобраться, почему несоответствия не раздражают, рассмотрим изображения, на которых куда больше несоответствий.
Перед нами внутренне противоречивые изображения, созданные Эшером и Пенроузом (илл. 4b). Здесь имеют место два вида несоответствий, которые более четко видны на илл. 4с.
Мне представляется, что эти изображения очень важны для понимания процесса восприятия. Крайне сложно объяснить в рамках гештальт-анализа, почему они кажутся нам трехмерными: напомним, что согласно гештальт-теории изображения выглядят цельными, если только организация в трех измерениях проще, чем в двух. Однако, чтобы изображаемый объект выглядел трехмерным, линия, которая непрерывна –
во-первых, в какую сторону обращен объект, зависит от того, куда смотрим мы (то есть на
во-вторых, из-за несоответствия трехмерности между двумя половинками фигура не выглядит ни плоской, ни разорванной в середине, это свидетельствует о том, что
в-третьих, характер несоответствий не сразу становится очевидным, когда зритель всматривается в илл. 4b и даже бросает взгляд на противоречивую «рамку» на илл. 4с, – но всё проясняется, если приблизить друг к другу две противоречивые части. Это предполагает, что определенные компоненты или свойства объекта просто не
Иными словами, объяснить, почему противоречия в изображенном пространстве остаются незамеченными, можно частично тем, что противоречивые области изображения, как правило, не сравнивают друг с другом напрямую. Это подводит нас к важному моменту, практически никак не учитываемому в гештальт-теории: любой исследуемый объект обыкновенно рассматривают последовательно и многократно, и разные области, которые рассматривают, по очереди попадают в одну и ту же точку глаза. То есть отдельные части рисунка должны в разное время попасть на центральную часть сетчатки, фовею, для того, чтобы мы смогли рассмотреть их с максимальной отчетливостью. Давайте рассмотрим, что этот факт говорит о процессе восприятия и о природе изобразительной репрезентации[49]
.Очевидно, что, когда мы читаем, наши глаза перемещаются по печатной строке (илл. 5а), то же самое происходит, когда мы вглядываемся в изображение (илл. 6). Из такой последовательности взглядов мы должны построить целостную структуру, которая вберет в себя всю картину. Одной только продолжительностью рассматривания невозможно объяснить, почему мы видим связное изображение, а не разрозненные куски панорамы: продолжительное рассматривание привело бы только к своего рода взаимоналожению, которое мы видим на илл. 5b и 6с. Последовательное рассматривание не сводится и к тому, что мы постепенно переводим взгляд с одной части поля на другую, как это делает сканирующий растр телекамеры. В действительности мы не рыщем взглядом по всему полю, само всматривание – это процесс одновременно и активный, и избирательный. Таким образом, то, что мы воспринимаем в мире, определяется равно процессами, которые отвечают за фиксацию, и процессами, которые решают, что именно из всего последовательно зафиксированного мы сохраним в памяти.