Пациентам кажется, что на пике этой боли и находится смерть, поэтому ими владеет сильный страх, который делает боль еще невыносимее.
Однако если освободить человека от этой боли, ассоциирующейся со смертью, то он перестает чувствовать, что умирает, и вместо этого ощущает, что живет. И до самой смерти он продолжает чувствовать себя живым.
Лучше не заставлять человека страдать от боли, если это возможно. Это нужно сделать не только ради умирающего, но и ради окружающей его семьи.
Несколько лет назад я решился взять на себя ответственность и давать возможность пациентам, умирающим от рака в хосписе, попрощаться с близкими. Когда по пульсу, давлению и дыханию становится понятно, что смерть наступит в течение нескольких часов, я прекращаю подачу морфина, который купирует боль.
В результате затуманенное сознание больного прочищается, он отчетливо понимает все происходящее и видит окружающую его семью.
«Спасибо всем вам за заботу», – говорит он прощальные слова и слабыми руками прижимает к себе жену и детей. Это наивысшее выражение любви человека в последний его миг.
Если продолжать вводить морфин, то пациент умрет в полусонном состоянии. Хоть он и не будет испытывать страданий, но попрощаться с близкими тоже не сможет. Если при отмене морфина больной начинает испытывать сильные боли, быстрый укол морфина мгновенно их уберет.
Такой медицинский прием не продлевает жизнь насильно человеку, уже смотрящему в лицо смерти, и в то же время не бросает его в одиночестве. Кроме того, он помогает мне как врачу контролировать процесс угасания.
Во время процедур искусственного поддержания жизни семью иногда просят удалиться из палаты, а когда они думают, что их сейчас позовут обратно, врач им сообщает: «Умер во столько-то часов столько-то минут». Семья рыдает вокруг бездвижного мертвого тела. Это невыносимо тоскливая картина.
Наблюдая за множеством пациентов, я понял, что семья спокойно принимает смерть кровного родственника, если им удалось попрощаться с ним, когда его сердце еще пусть слабо, но билось. И даже воспринимают наступившую потом смерть как легкую.
Смертный час – это важная церемония прощания.
Промакая больному губы влажной тканью, члены семьи один за другим прощаются с ним. «Дедушка, спасибо!» – громко шепчет на ухо внук. Со словами «Мама, ты слышишь меня?» сжимает руку сын, и мать отвечает ему легким пожатием.
Иногда у пациентов уже нет сил даже открыть глаза или подать голос. Но они все равно слышат и могут легонько пожать руку в ответ.
Любимая музыка также облегчает уход. Я хочу, чтобы мне включили «Реквием» Форе (1845–1924), когда я буду умирать.
Пока не отлетит последнее дыхание, члены семьи прощаются с умирающим по очереди. Церемония прощания повторяется дважды, трижды…
Это напоминает долгое прощание на вокзале, и вот, наконец, поезд трогается и отправляется в долгий путь, оставляя платформу позади. Это грустно и тяжело, но это не горькие страдания. Смерть не застает врасплох, не вызывает воплей отчаяния. Прощание оставляет спокойное чувство.
С моих губ легко слетают слова: «Пришла пора расстаться. Но хорошо, что вы смогли попрощаться».
Я считаю, что паллиативная медицина (уход за больными, обреченными на смерть) помогает как больному, так и близким, провожающим его в иной мир, попрощаться по-человечески.
Песчинки в песочных часах беспощадно сыплются одна за другой, и вот их уже совсем не осталось. Это в точности описывает больного в терминальной стадии. Что я как врач могу дать такому больному? Свое время. Свое сердце и слова поддержки. А не капельницы и бессмысленное продление жизни.
К сыплющимся песчинкам жизни больного я добавляю свои, и они падают вместе. Так я какое-то время иду рука об руку с пациентом.
Чем больше своего времени я жертвую пациентам, тем дольше я живу.
И именно ради них я хочу жить дольше. Это награда для всех, кто по работе имеет отношение к медицине. Именно поэтому я решил стать врачом.
Все люди умирают, каждого ждет конец. Каждый из нас когда-нибудь умрет и испытает смерть близких. Поэтому каждый наедине с собой должен поразмышлять над тем, как подготовиться к смерти, что нужно сделать, чтобы встретить ее достойно.
Я ненавидел проигрывать.
Я считал, что если уж сдавать экзамен, то на самый сложный факультет – медицинский.
Когда мне было 10 лет, моя мать оказалась при смерти из-за ложной уремии. Отец был священником, мы были бедны. Вдобавок нас было шестеро детей и еще бабушка. Поэтому наш семейный врач-педиатр практически не брал денег за лечение нашей мамы.
«Он спас мою маму», – подумал я и захотел стать врачом. Я думаю, именно это меня подвигло выбрать профессию врача.