Искусство жить. Секреты долголетия от 105-летнего врача

Уильям Ослер (1849–1919) родился в Канаде. Является основателем медицинского факультета в Университете Джонса Хопкинса в Америке, а также создателем американской системы клинической ординатуры (оплачиваемой врачебной стажировки) и превосходным врачом, профессором университета. Его книги по терапии в то время были переведены на шесть языков мира. Когда я впервые узнал про него, он уже умер, но в Америке не было человека, который не знал его имени. Он сделал огромный вклад в развитие американской медицины.

Только изучив труды Ослера и его жизненный путь, я наконец осознал, что такое врач на самом деле, и понял, что мой выбор действительно был правильным.

Всю суть американской медицины можно выразить в трех словах: уважение к пациентам. Врач и пациент равны. Врач лечит не болезнь, а человека. Не годится во врачи тот, кто не имеет глубокого интереса и любви к людям. Так говорил Ослер.

Я пропустил учебный год, в студенческое время увлекался литературой, философией и музыкой, сомневался в выбранном пути, но сейчас я уверен, что все это было не зря и помогло мне стать хорошим врачом-клиницистом. Нельзя стать хорошим врачом, преуспев только в математике или физике. По мнению Ослера, медицина – это искусство, основанное на науке.

Путь врача-клинициста: начать все с нуля

В 39 лет я сделал запоздалое открытие.

Я мечтал собственными глазами увидеть медицину в Америке. Мое заветное желание исполнилось в 26-м году эпохи Сёва (1951 г.), в тот год мне исполнилось 39 лет. Во время годичной стажировки я настолько жадно впитывал знания, что не мог отделаться от ощущения, будто расту не только интеллектуально, но и физически, хотя в таком возрасте стать еще выше невозможно. С точки зрения окружающих, это было поздновато даже для интеллектуального расцвета.

Уровень американской медицины превзошел все мои ожидания. По моим меркам, американская медицина опережала японскую на полвека вперед.

Японские врачи обладают весьма скромными знаниями и навыками, но это не мешает им держаться с напыщенным видом перед пациентами. Когда я понял, что сам такой же, мне захотелось провалиться сквозь землю. Ведь я того не знаю, этого не умею… Чувство стыда возникало постоянно во время той стажировки.

Я обратился лично к Полу Бисону, врачу-терапевту, профессору Университета Эмори, в котором я учился, и каждый день с 7 утра до 6 вечера находился при нем. После шести и до полуночи я оставался в больнице один и переваривал в своей голове то, что увидел за день. Я работал на пределе своих физических возможностей. Порой мне было жалко тратить время на сон и еду.

Учеба в Америке перевернула мое сознание. Я почувствовал, что нужно начать свой путь клинициста заново. И я не знал, куда меня выведет эта дорога.

«Нельзя присвоить себе знания, полученные в Америке. Они должны стать достоянием всей японской медицины», – я вернулся в Японию, твердо в этом уверенный. Это не просто входило в зону моих личных интересов, но было почти что миссией.

В Международной больнице Св. Луки я предлагал одно заимствованное из Америки нововведение за другим.

«Америка, Америка… Куда нам до нее», – перешептывались за моей спиной коллеги, но я не отступался. Я до сих пор благодарен занимавшему тогда пост главврача Хасимото Хиротоси, который всегда стоял за моей спиной и поддерживал.

С того самого времени лейтмотив моих идей не меняется: мы должны менять систему медицинского образования, чтобы выпускать более квалифицированных клиницистов.

Врачами становятся не просто в стенах университета, а набираясь клинического опыта после его окончания. Сейчас я стал более хорошим врачом, чем был в юности, и потому, что у меня было много пациентов. Что касается смерти, то я был свидетелем ухода из жизни почти четырех тысяч человек. От врача требуется настоящее мастерство именно в последние часы жизни больного. Легкая смерть возможна только в руках хорошего врача.

Этому не научат на лекциях в университете. Этому можно научиться только на практике. Я хотел сделать Международную больницу Св. Луки лучшей научно-образовательной больницей в Японии.

К сожалению, на данный момент отрыв японской медицины от американской составляет около 10 лет. Проблема заключается в том, что любая реформа в Японии претворяется в жизнь очень долго. Еще в 1950-х годах я поднял на обсуждение проблему интернатуры: ее нельзя упразднять в Японии, наоборот, следует развивать и расширять. Наконец, в 16-м году эпохи Хэйсэй (2004 г.) двухлетнее обучение в интернатуре сделали обязательным.

Термин «возрастные болезни» многих вводил в заблуждение. Потребовалось 20 лет, чтобы ввести в оборот термин «болезни образа жизни», который, по моему мнению, лучше описывает эти группы заболеваний, ведь они совершенно очевидно являются следствием образа жизни человека.

У меня сложилось впечатление, будто проще сдвинуть с мертвой точки всю нацию, чем группу ученых, врачей и политиков, в чьем ведении находятся законы об образовании и здравоохранении.

К счастью, чем старше я становлюсь, тем проще мне высказать все, что я думаю, без всякого стеснения.