«Плоть не выдержит, – ответил я. – Мы ничего не можем поделать».
«Я говорю тебе, ты можешь спасти корабль».
Ветер поднимался, пустыня кричала.
Я смотрел на пот и слёзы, сбегавшие по лицу пустыни.
«Ладно, – сказал я, – допустим, я спасу корабль. Что ты тогда сделаешь?»
Пустыня выдохнула ветер.
«Я сохраню огонь», – сказала она.
Так было заключено соглашение.
Века прошли, когда я вернулся из пустыни.
Ничего не осталось от меня, кроме капли чернил.
Я вернулся к Млечному Пути.
Это был холодный зимний вечер.
Я уткнулся лбом в землю.
«Что ты знаешь о женщинах?» – спросила пустыня.
Из моих ушей выскочили женские слова, которым меня научила Мирьям: «Сурьма. Запах. Жена. Фига. Колдунья». Пустыня кивала.
«Иди домой», – сказала пустыня.
Я пошёл к Мирьям, спал, снова проснулся.
Я почувствовал что-то на груди, что-то горькое и шелковистое.
Это был Млечный Путь, сочившийся из груди сквозь камни и песок.
Я был больше целого.
«Я не с тобой, я в тебе», – произнесла пустыня.
Я опустился на колени и поднял руки, из груди хлынуло звёздное молоко. Оно струилось через всю историю и стекало в жизнь.
Пока я кормил молоком птиц и животных, я продолжал думать о мужском и женском.
С тех пор в моих корабельных снах скользит звёздная река. Я сплю, и корабль рассекает мой сон на прошлое и будущее.
Глава 17
Гости
М и р ь я м
М и х а и л. Я всю жизнь сопротивлялся привязанностям, говорил себе: Мишаня, будь мужиком, не отличай пораженье от победы – вставай и иди.
М и р ь я м. Я приготовила на ужин рыбу.
М и х а и л. Я рад, что ты снова пришла. Я думал, ты когда-нибудь исчезнешь навсегда.
М и р ь я м. Я тоже.
М и х а и л. Весь день думал о том монахе. Ведь как бы там ни было, я в нём узнал себя. Но потом, когда приехал на опознание, ничего общего, так, только несколько штрихов, какие-то две-три чёрточки, комплекция даже разная.
М и р ь я м
М и х а и л
М и р ь я м. Спала. Читала. Стряпала. Заходила к Рубинштейнам за розмарином.
М и х а и л
М и р ь я м. Не гневи Бога. Всё можно вынести.
М и х а и л. Но только не пустыню.
М и х а и л. Как хорошо проснуться утром после двенадцати часов непрерывного сна. Без планов, без мыслей. Вдруг захотеть отправиться в Мар Сабу, в монастырь, где почил когда-то Иоанн Дамаскин. Всего-то одиннадцать километров напрямик – только стоит выглянуть в окно и направить взгляд в бездну спуска по Иудейской пустыне, мимо Иродиона, мимо Текоа и Нокдима. Когда много веков назад Иоанн явился в Мар Сабу, никто из монахов не хотел становиться его духовным отцом. Все говорили – зачем нам связываться с писателем, одни проблемы, мы не потянем. И только настоятель наконец согласился. При одном условии: отныне Иоанн не будет писать, ни слова. Иоанн Дамаскин смиренно принял это послушание. Но спустя десять лет нарушил его, уступил просьбам одного монаха, умолившего его сочинить скорбную песнь в помин по усопшей матери. За ослушание Иоанна хотели выгнать из монастыря. Однако монахи заступились перед настоятелем. И тогда Иоанну было приказано вычистить все отхожие места, что он и сделал. И продолжил писать. Какой вывод отсюда?
М и р ь я м. Нельзя обижаться на Провидение. Рабби Нахман говорил: «Когда вас спрашивают: "Как дела?" – надо отвечать: "Прекрасно!" Потому что, если ответить: "Так себе", Господь скажет: "Ах, ты не знаешь ещё, что такое плохо". И будет такое, что мало не покажется. А если ответить: "Отлично!" – Господь скажет: "Так ты ещё не знаешь, что такое хорошо, я покажу тебе настоящие райские кущи!" И сделает тебе хорошо».
М и х а и л. О да, Господь ревнив. Евреи это знают, как никто. Но у меня нет сил хвалить пустыню.
М и р ь я м. А ты попробуй, не развалишься.
М и х а и л. Поздно думать о себе. В определённом возрасте безразличие становится религией.
М и р ь я м