Исландские пряди

— Думаю, я кое-что об этом знаю, — говорит Аслак.

— А какое наказание, — говорит конунг, — положено в них тому, кто растит своего сына втайне?

Аслак говорит:

— Мне ничего не известно о том, чтобы человек не мог воспитывать своих детей там, где ему вздумается.

Конунг отвечает:

— А мне приходилось слыхать на этот счет кое-что другое[1396].

— И что же такое ты об этом слыхал? — говорит Аслак.

Конунг говорит тогда:

— Что такой человек должен быть объявлен вне закона и может лишиться своих владений и жизни.

— И отчего же он должен быть наказан столь сурово? — говорит Аслак.

Конунг отвечает:

— Оттого, что, если конунгу ничего не известно о ком-то, он не сможет призвать его к себе в войско для защиты страны. А еще он не сможет остерегаться того, кто ему неведом.

— Я не хочу об этом говорить, — сказал Аслак, — меня это не касается.

— Мне докладывали, — говорит конунг, — что ты, дескать, втайне воспитываешь своего сына.

— Кто же это говорит? — спрашивает Аслак.

— Мне об этом сказал Николас сын Торберга, — говорит конунг.

— Неужто ты это говорил, Николас? — спрашивает Аслак.

— Нелегко было мне проплыть между рифом и буруном[1397], — говорит Николас. — Я бы ни за что не осмелился солгать конунгу, но ведь и не скажи я ему об этом, не избежать бы мне тогда сидеть на соломе[1398]. Я же припоминаю, — говорит Николас, — как мне довелось побывать здесь, на Торгаре, когда мне было десять лет отроду. Я тогда считался развитым не по годам, а у тебя в то время был сын по имени Хеминг, и мы с ним играли во всякие детские игры, и я не видал никого, кто мог бы сравниться с ним, и в свои шесть лет он всегда оказывался сильнее меня, десятилетнего. И он оставался здесь после нашего отъезда, но потом я никогда больше о нем не слыхал. Вот об этом я и рассказал конунгу, — говорит Николас.

Конунг спрашивает:

— Что же сталось с этим человеком?

— Николас сказал правду, и у меня действительно был сын, которого звали Хеминг, и я считал его весьма многообещающим, — говорит Аслак, — но вскорости после этого он повредился в уме, и я услал его с Торгара подальше от людей, чтобы никто о нем не знал. И с тех пор я никогда больше не спрашивал о нем, так что мне не известно, жив он или умер.

Тогда конунг говорит:

— Мы не станем тебя дольше обременять, нам пора собираться в дорогу. И тебе не придется принимать нас у себя раньше, чем в это же время в будущем году. Но к тому времени ты должен будешь призвать сюда своего сына, в своем он уме или нет. А если окажется, что он мертв, то я желаю увидеть его кости, — говорит конунг.

— Это мне нетрудно будет сделать, — говорит Аслак.

После этого они расстаются. Конунг уезжает домой и проводит тот год дома, и в стране все спокойно. А спустя год конунг вновь заявляется на пир к Аслаку на Торгар. Аслак принимает их радушно и с почетом. Проходит ночь, и конунг с Аслаком заводят беседу.

Конунг спрашивает:

— Не припоминаешь ли, о чем мы с тобой говорили прошлой осенью?

— Я об этом не думал, — говорит Аслак.

— Сюда должен был явиться твой сын, — говорит конунг, — которого ты долго ото всех скрывал.

— Я об этом и думать позабыл, — говорит Аслак. — Да мне его сюда и не доставить, поскольку для этого имеется множество препятствий.

— Я не стану обрушивать на тебя свой гнев, хотя ты этого и заслуживаешь, — говорит конунг. — Сейчас мы уедем с пира и будем отсутствовать два месяца, и, если к нашему возвращению здесь не будет Хеминга, вам не сдобровать.

Аслак отвечает:

— Вам не стоит относиться к этому с такой горячностью. Ведь я ничего не имею против того, чтобы он явился сюда к назначенному вами сроку.

Все заметили, что конунг был сильно разгневан. На этом они расстаются.

Конунг разъезжает по пирам на материке, пока не проходит первый месяц зимы[1399]. Тогда он направляется на Торгар. Аслак приготовил угощение и встретил их в самом веселом расположении духа, и им казалось, что никогда еще для них не устраивали более великолепного пира. А днем конунг спрашивает Аслака:

— Ну что, прибыл сюда Хеминг, с которым ты так долго не давал мне встретиться?

Аслак отвечает:

— Я опять совсем позабыл об этом деле.

— Теперь у нас разговор будет короткий, и я только скажу тебе, как я намерен поступить. Раз уж ты не удосужился послать за своим сыном заранее, мы будем сидеть здесь до тех пор, пока он не явится. Но коли твои припасы истощатся раньше этого, ни тебе, ни Бьёрну, твоему сыну, уже не придется устраивать пиры.

— Вы можете поступать как пожелаете, — говорит Аслак.

На этом их беседа закончилась.

Как только Аслак ушел оттуда, он тотчас же призвал к себе двенадцать человек из числа своих людей.

— Я собираюсь послать вас с поручением, — говорит Аслак.

Те прерывают разговор и говорят, что охотно отправятся в путь, куда бы он их ни послал.