Они снаряжаются и отплывают на материк. Пристав к берегу, они высаживаются у большой горы. Там был крутой обрыв и шла узкая тропа, так что можно было пройти пешком по склону. Внизу лежали глубокие пропасти, а сверху возвышалась гора, по выступу которой мог проехать верхом всего-навсего один человек.
Конунг говорит:
— А теперь потешь нас: мы желаем поглядеть, как ты бегаешь на лыжах.
Хеминг говорит:
— Сейчас не время бегать на лыжах, — говорит Хеминг, — ведь нет снега, гора обледенела и очень тверда.
Конунг отвечает:
— Что ж за испытание бегать на лыжах, когда для этого сложились наилучшие условия?
— Вам решать.
Тут Хеминг встает на лыжи и принимается бегать то вверх, то вниз по склону, и все говорят, что никогда не видали никого, кто бы делал это столь же искусно. Он подбегает к конунгу и говорит:
— Думаю, хватит мне бегать на лыжах.
Конунг говорит:
— Еще один раз, и тебе не потребуется больше этого делать. Теперь ты должен будешь подняться на гору и сбежать вниз. Но берегись: тебе придется очень постараться, чтобы остановиться на краю скалы.
Хеминг говорит тогда:
— Коли вы желаете моей гибели, вам нет нужды с этим тянуть.
— Выполняй что я приказал, — говорит конунг, — либо ты будешь предан смерти.
— Так или иначе, мне недолго придется ее ожидать. Однако каждый стремится продлить свою жизнь, и я поступлю так же.
Аслак подходит к конунгу и предлагает ему все свое имущество за то, чтобы Хемингу была оставлена жизнь. Конунг говорит, что ему не нужно его добро.
— Как бы то ни было, ему не придется больше состязаться, однако этой поездки ему не избежать, — говорит конунг.
Хеминг попросил, чтобы никто за него не заступался. Он уходит ото всех, а с ним Одд сын Офейга. Тот говорит:
— В недобрый час расстаемся мы с большим храбрецом, но мне бы хотелось, чтобы ты знал, что я желаю тебе остаться в живых. У меня тут платок, который прежде принадлежал святому Стефану. Я оберну тебя им, так как мне известно, что нет такого живого существа, которое погибло бы, завернувшись в этот платок. И если ты сбежишь с горы и погибнешь, я буду считать, что этот платок ничуть не лучше любого другого, но если тебе суждено выжить, а мы с тобой больше не свидимся, ты должен будешь рассказывать об этом после, потому что это я дал его тебе.
Тот отвечает:
— Может статься, и не будет никакого проку от того, что ты мне одолжил, но уж лучше иметь хоть что-нибудь, чем вообще ничего.
Затем они расстаются, и никто не узнал, о чем они разговаривали.
Конунг подошел к обрыву, а с ним все его люди. На конунге был короткий алый плащ на застежках, а в руке он держал копье. Он вынул из плаща застежку и воткнул в землю острие копья. Николас сын Торберга встал у него за спиной и обхватил его обеими руками, поддерживая за пояс; и так встал каждый из них, один за другим.
Хеминг поднимается на гору, надевает лыжи и бежит с горы вниз. Он мчится столь стремительно, что и помыслить невозможно. Никогда еще его так не подбрасывало, как если бы под ним и вовсе не было лыж. Вслед за тем он оказывается внизу, там, где они стояли, и у самого обрыва опирается на палки и подпрыгивает вверх. Лыжи соскакивают с него. Он приземляется на ноги на краю над обрывом и сильно раскачивается из стороны в сторону. Тут он хватается за конунгов плащ, однако конунг тряхнул головой и сбросил его с плеч. Тогда Хеминг полетел вниз с обрыва[1411]
.После этого конунг сказал:
— Так обреченный умереть расстался с теми, кому предстоит жить.
Одд говорит в ответ:
— Когда бы вы оба погибли, вас ждала бы разная участь.
— И какое же, по-твоему, прибежище уготовано каждому из нас?
— Мне бы хотелось, — говорит Одд, — отправиться в то прибежище, которое, как я считаю, было уготовано Хемингу. И сдается мне, это Христос не пожелал доставить радость дьяволу, не позволив ему забрать тебя к себе этим вечером.
— В этом я не премину тебе поспособствовать, — говорит конунг. — Ты и вправду очень близок к тому прекрасному прибежищу, в которое водворился Хеминг.
Тут он приказывает схватить его и сбросить с обрыва.
Халльдор сын Снорри говорит на это:
— Либо мы, исландцы, нынче погибнем все, либо ни один из нас. Да только мы думаем, что с нами будет не так-то легко справиться.
— Будь по-твоему, Халльдор, — говорит конунг. — Пускай Одд уезжает от меня и живет в мире этой зимой, а весной отправляется в Исландию. Однако как только Одд уедет, я объявлю его вне закона повсюду в Норвегии.
Одд отвечает:
— Все хорошо, что хорошо кончается, и, по мне, так невелика потеря, что мы расстаемся.
Одд тотчас же уезжает. После этого конунг отправляется на пир, который был для него устроен, и остается там некоторое время. А про Одда надо рассказать, что летом он уехал в Исландию, и о нем еще пойдет речь позднее.