Исландские пряди

— Я знаю, что это могло бы увенчаться успехом, однако слишком многие стали бы в таком случае клятвопреступниками, а я не желаю быть причиной столь большого зла. Поэтому я хочу поступить по примеру Олава конунга сына Трюггви, который, после того как он потерпел поражение в Стране Вендов[1517], не захотел возвращаться в свою державу, а предпочел отправиться в Грецию и служил там Богу до конца своих дней[1518]. И теперь я намерен распорядиться, чтобы для меня приготовили отшельничью келью в Кантарабюрги[1519], где я частенько мог бы видеть в церкви Вильяльма конунга. Питаться же там я буду только тем, что мне станешь приносить ты.

Хеминг согласился с этим. Конунг дает старику со старухой много денег и после этого удаляется от мира. Так он живет отшельником три зимы, и ни один человек, кроме Хеминга и священника, который его исповедует, не знает, кто он такой.

Однажды, когда Хеминг приходит к Харальду, тот говорит ему, что захворал и что вернее всего умрет от этой болезни. А как-то раз, когда Вильяльм конунг сидел за столом, по всему городу принялись вдруг звонить в колокола. Конунг спросил, отчего это так прекрасно звонят. Хеминг отвечает:

— Полагаю, что скончался один монах, которого звали Харальд.

— Что еще за Харальд? — говорит конунг.

— Сын Гудини, — говорит Хеминг.

— И кто ж о нем заботился? — спрашивает конунг.

Хеминг отвечает:

— Это делал я.

— Если это правда, — говорит конунг, — то тебе предстоит умереть. Но прежде мы хотим взглянуть на тело.

Затем он направился в келью, где лежало тело отшельника. С него сняли всю одежду, и все узнали в нем Харальда конунга. Он был красив и благообразен, и все, кто стояли рядом, услыхали благоухание и поняли, что это был святой человек. Тогда конунг спросил у Хеминга, не желает ли тот сделать что-нибудь, чтобы спасти свою жизнь.

Хеминг спросил:

— А чего бы вы хотели от меня, конунг?

— Чтобы ты поклялся мне в том, что будешь так же верен мне, как был верен Харальду конунгу, и всегда будешь служить мне так же, как ему.

Хеминг говорит:

— Я скорее предпочту умереть с ним, чем жить с тобой. Однако я давным давно мог бы предать тебя, когда бы захотел.

— И то правда, — сказал конунг, — что если ты будешь убит, в Англии станет одним доблестным человеком меньше. И вот что я хочу тебе теперь предложить: я сделаю тебя самым могущественным бароном Англии и поставлю тебя во главе своей дружины. А если ты не согласишься на это, я готов выплачивать тебе доход в триста фунтов[1520] каждый двенадцатый месяц, и живи в Англии, где тебе больше понравится.

Хеминг поблагодарил конунга за его предложение и сказал:

— Я готов остаться в Англии, но с этой поры я не желаю больше ничем владеть. Я хочу просить вас о милости: дозвольте мне удалиться в эту самую келью, и я хотел бы закончить в ней свои дни.

Конунг долго хранил молчание, а потом сказал:

— Поскольку эта просьба исходит от чистого сердца, она будет удовлетворена.

Затем Вильяльм велел одеть тело Харальда конунга в королевское облачение и устроить ему подобающие похороны, и он был погребен с великими почестями[1521]. Спустя недолгое время Хеминг удалился в вышеназванную келью и служил там Богу до старости. В конце концов он ослеп и умер в своем уединении.

И здесь заканчивается рассказ о Хеминге.

ПРЯДЬ О ТОРСТЕЙНЕ ЛЮБОПЫТНОМ {60}

Торстейном звали одного исландца, который явился к Харальду конунгу. Человек он был бедный и проворный, и конунг разрешил ему остаться. Он был не робкого десятка.

Как-то раз, когда конунг купался, Торстейн сторожил его одежду. И вот случилось так, что он берет в руки конунгов кошель и примечает в нем рукояти двух ножей. С виду они были золотые, однако концы у них выглядели так, будто их вырезали из дерева.

А когда конунг вышел из купальни и уселся рядом со своей одеждой, он увидал, чем тот был занят, и сказал:

— Тебе не пристало развязывать этот кошель. Принадлежи он кому-нибудь другому, тебе и тогда не следовало бы совать в него свой нос, на тебя же была возложена куда большая ответственность. Я принял тебя радушно и хорошо с тобой обходился, но теперь, похоже, ты навлек на себя большую беду.

Он пробыл там до лета, и конунг был с ним холоден.

Когда же подошло лето, конунг сказал:

— А теперь, исландец, пришла пора воздать тебе за твое любопытство[1522]. Придется тебе раздобыть для меня точно такие же рукояти, причем я должен буду удостовериться в том, что они были взяты с того самого дерева, иначе тебя постигла неудача.

Торстейн сказал:

— Где же я смогу их разыскать?

Конунг отвечает:

— Ты сам должен поразмыслить над тем, в каких краях мне довелось путешествовать больше всего[1523].

Тогда Торстейн пошел к раке святого Олава конунга[1524]. А ночью ему привиделось во сне, что к нему явился некий муж и сказал, что Торстейн вовсе не ведает, куда ему надлежит идти:

— И вот тебе мой совет: пускайся-ка ты в путь сызнова[1525].