Исландские пряди

А теперь надо рассказать о том, что Финн сын Свейна узнает в Дании, что в Норвегии сменилась вера. Он уезжает в Норвегию и прибывает на север в Трандхейм в тот самый год, когда Олав конунг воротился летом с востока из Вика и сидел в Нидаросе. Как только Финн прибыл в город, он сразу же пошел к палатам, где пировал конунг. Одет Финн был бедно. Он попросил впустить его внутрь, чтобы он мог поговорить с конунгом. Стражи отвечали, что нет такого обычая, чтобы незнакомые люди беспокоили конунга, когда он сидит за столом[422], — «и мы не позволим войти ни тебе, ни какому-нибудь другому несмышленому бродяге-оборванцу, вроде тебя».

— Правду сказать, — говорит Финн, — я не нуждаюсь в том, чтобы выпрашивать у вас разрешения, жалкие рабы!

Схватил он тут одного привратника правой рукой, а другого левой и отшвырнул их от дверей, а сам вошел внутрь. Как только он очутился в палате, люди столпились вокруг него и никак не могли понять, что это еще за оборванец. Они было попытались выдворить его, однако это оказалось не так-то просто, и он сопротивлялся куда упорнее, чем они ожидали. Дело дошло до потасовки: одни принялись задирать его и рвать на нем лохмотья[423], а другие набросились на него с кулаками. Он же отбивался от них как мог. Конунг узнал об этом и спросил, в чем дело. Они сказали, что с ним хочет встретиться какой-то бродяга.

— Лучше не причинять ему вреда, — сказал конунг.

Тогда они отпустили его. Конунг спросил, кто он такой. Финн назвался каким-то именем, которое ему приглянулось.

Конунг сказал:

— Какое у тебя ко мне дело? Уж не креститься ли ты пришел?

Финн отвечает:

— Не думаю, чтобы я был худшим христианином, чем ты.

Конунг сказал, что не знает, о чем тот говорит.

Финн сказал тогда:

— Как ты думаешь, конунг, что я за человек?

Конунг отвечает:

— Мне это неизвестно. Только заметил я, что ты человек видный, хотя бывают люди и повыше тебя ростом, но мало кто будет красивее. Так что с виду ты недурен.

Финн отвечает:

— Раз я недурен с виду, то, быть может, и человек я тоже не дурной.

Конунг отвечает:

— Не похоже, чтобы ты был злобного нрава.

Финн отвечает:

— Радостно слышать это от такого славного мужа!

Конунг продолжал:

— На мой взгляд, ты человек смелый, своевольный и непохожий на других, а еще я думаю, что ты несколько горяч нравом.

— Все так и есть, как ты говоришь, — сказал Финн. — А теперь угадай, конунг, какого я рода.

Конунг отвечает:

— Не удивлюсь, если ты сын Свейна, моего друга.

— И то правда, — сказал Финн, — я сын Свейна, и тебе лучше знать, друг он тебе или нет.

— Разумеется, он мой друг, — сказал конунг, — и добрый христианин, хотя поначалу у нас с ним и были кое-какие разногласия. Близ его усадьбы стоит капище, посвященное Тору, однако я думаю, что он больше не имеет с ним дела.

Услышав это, Финн пришел в ярость и сказал:

— Вы только послушайте! Откуда же тебе знать, добрый конунг, что твои люди и друзья не совершают втайне жертвоприношений? Может оказаться, что и сам-то ты еретик.

Конунг сказал, что уж больно он горяч[424].

Финн выбежал из палаты и отправился прямиком к своему отцу и брату. А в канун того дня, когда он туда явился, Свейн, его брат, ночью увидел сон. Приснилось ему, что пришел Тор, вид у него был хмурый и печальный. Он сказал:

— Верно говорят: дружба без встреч хиреет. Но как бы ни обстояли дела, я хочу попросить тебя об одном одолжении: вынеси меня из моего дома и отнеси в лес, потому что Финн, твой брат, направляется домой, а я не жду ничего хорошего от его возвращения.

Свейн отвечает:

— Я дал клятву конунгу, что не буду больше общаться с тобой, и я намерен сдержать ее. И на мой взгляд, никакой ты не бог, раз ты так беспомощен, что не в состоянии сам перенести себя, куда тебе хочется.

Тор удалился опечаленный и в большом горе, а Свейн пробудился. На другой день приходит Финн, и отец с сыном принимают его с распростертыми объятиями. Финн проводит там ночь, а с утра пораньше встает и достает мешок. Затем он берет большущую палицу и отправляется в капище. Дверные косяки там обветшали, петли заржавели, и все было в запустенье. Финн вошел и сбросил богов с их престолов. Потом он снял с них все ценное и собрал все это в мешок. Финну пришлось нанести Тору три удара палицей со всей силой, на какую он только был способен, прежде чем тот упал. Затем он накинул на шею Тору веревку и поволок его на берег[425]. Там он привязал его к лодке и поплыл к конунгу, а Тор всю дорогу болтался за бортом под водой. Время от времени Финн наносил ему удары. Конунг увидал это и сказал, что Финн не очень-то церемонится с Тором.

Финн отвечает:

— Дело в том, что я давно уже невзлюбил Тора, и потому ему придется еще хуже, и теперь он получит по заслугам.

Тут он разбил Тора в щепы, развел костер и сжег его дотла. Затем он взял немного воды, плеснул ее в пепел и смешал из этого кашицу. Эту кашицу он скормил борзой собаке и сказал:

— Тор заслужил, чтобы его сожрала сука, ведь он сам пожирал своих сыновей[426].