Испанка. История самой смертоносной пандемии

Когда грипп поразил Массачусетс, газета The Providence Journal писала: «Все койки в фортах Бостонской гавани заняты больными гриппом… В Кэмп-Дивенс заболели 3500 человек». Однако газетчики уверяли: «Такие сообщения внушают скорее оптимизм, нежели тревогу. Солдат или матрос отправляется в лазарет, если ему приказывают, — точно так же, как он отправляется в караул. Он может думать, что здоров, и, возможно, это правда, но с военным врачом нельзя спорить, а командир, его полновластный хозяин, не позволяет подчиненным, молодым ребятам, рисковать»[660].

Когда вирус проник на военно-морскую учебную базу Грейт-Лейкс, агентство Associated Press сообщило: «Чтобы развеять тревогу, вызванную раздутыми фактами… командующий базой капитан У. Моффат сегодня выступил с заявлением… Несмотря на то, что из 45 тысяч моряков на базе заболели 4,5 тысячи, положение в целом весьма благоприятное. Смертность составляет всего 1,5 %, что ниже смертности на востоке»[661].

Такие заявления были призваны подбодрить людей. Но едва ли они достигали цели, невзирая на замалчивание фактов: например, пресса молчала о введении карантина на расположенной рядом с Грейт-Лейкс базе подготовки летчиков, а также в соседнем армейском лагере Форт-Шеридан. На этих трех базах была самая высокая концентрация военнослужащих в стране. И, конечно же, военные власти уверяли гражданское население городов неподалеку от лагерей и всей страны в целом, что «эпидемия идет на убыль»[662].

Снова и снова, день за днем, в сотнях газет люди читали заверения Руперта Блю: «При соблюдении мер предосторожности нет никаких причин для тревоги»[663].

Люди читали, что сказал в интервью Associated Press полковник Филипп Доун, ответственный за здравоохранение на судоверфях: «Так называемый испанский грипп — это не что иное, как старый добрый грипп».

Эти слова тоже были перепечатаны сотнями газет. Но от этих слов отчетливо пахло смертью, и люди ощущали этот запах. А потом — и взглянули в лицо самой смерти.

Неподалеку от города Литл-Рок в Арканзасе располагался лагерь Кэмп-Пайк, где за четыре дня были госпитализированы 8 тысяч больных, а комендант лагеря приказал перестать публиковать имена умерших. «Надо видеть этот госпиталь, — писал Фрэнсис Блейк, один из четырех членов армейской комиссии по пневмонии, прибывшей в Кэмп-Пайк с инспекцией. — Все коридоры общей длиной, кажется, несколько километров уставлены двумя рядами коек, а в некоторых палатах койки стоят и в три ряда, и на всех лежат больные гриппом… Многие казармы превращены в импровизированные лазареты, а сам лагерь закрыт на карантин… Кругом царят смерть и разрушение»[664].

Руководство Кэмп-Пайк обратилось в Литл-Рок за помощью. Лагерь остро нуждался в медицинских сестрах, врачах, постельном белье и гробах — а между тем в Arkansas Gazette писали: «„Испанский грипп“ — это всего лишь грипп, старая добрая простуда c лихорадкой»[665].

Неподалеку от Де-Мойна в Айове, в Кэмп-Додж, грипп тоже убил сотни молодых солдат. В городе была создана группа под названием Большой комитет Де-Мойна, в состав которой вошли предприниматели и профессионалы, взявшие на себя ответственность во время чрезвычайной ситуации, а также прокурор, который предупредил газетчиков («предупредил» в смысле намекнул на возможное уголовное преследование): «Я бы рекомендовал в публикациях, касающихся болезни, ограничиваться рекомендациями простых профилактических мер, да и в целом печатать материалы полезные, а не вредные»[666]. Другой член комитета, врач, заявил: «Совершенно ясно, что правильное отношение к болезни способно уберечь от заражения. У меня нет никаких сомнений, что многие люди заразились только из-за страха… Преодолеть страх — это первый шаг к победе над эпидемией».

В Бронксвилле (штат Нью-Йорк) местная газета The Bronxville Review просто ничего (вообще ничего) не писала о гриппе — вплоть до 4 октября, когда она сообщила, что «бедствие» настигло свою первую жертву среди горожан[667]. Это выглядело так, словно «бедствие» пришло ниоткуда, — но газета фактически признала, что даже в отсутствие официальных сообщений все были в курсе дела. Даже когда болезнь уже прочно обосновалась в самом Бронксвилле, газета осуждала «пустое паникерство» и предупреждала: «Страх убивает больше людей, чем болезнь, слабые и боязливые заболевают первыми»[668].

Страх, разумеется, был главным врагом. Именно страх. И чем сильнее официальные власти старались подавить его полуправдой и откровенной ложью, тем быстрее он расползался по стране, превращаясь в настоящий ужас.

В Лос-Анджелесе глава департамента здравоохранения заявил: «При соблюдении обычных мер предосторожности нет никаких оснований для тревоги»[669]. Спустя 48 часов он закрыл все общественные места, включая школы, церкви и театры.