Испанка. История самой смертоносной пандемии

Горожане нуждались в помощи, но, несмотря на все усилия отдела помощи в чрезвычайных ситуациях, Совета национальной обороны и Красного Креста, помощников не хватало.

Заголовок в Inquirer кричал: «Правильно организованный сестринский уход останавливает эпидемию»[641].

Но медсестер не хватало.

В отчете одной организации, которая занималась распределением медсестер по вызовам, значится — без комментариев: «Число полученных заявок 2955, число невыполненных заявок 2758»[642]. Полученных — 2955, невыполненных — 2758. В отчете указано, что даже эти цифры — 93 % заявок не выполнено, 7 % выполнено — являются преуменьшением, поскольку «количество полученных заявок… не соответствует количеству требуемых медсестер: многие требуют несколько медсестер одновременно; так, было две заявки на 50 медсестер каждая».

Медсестры были нужны, отчаянно нужны. В одном исследовании говорится о 55 заболевших гриппом, но не госпитализированных больных: ни одного из этих больных не видели ни медсестра, ни врач. Из этих 55 больных умерли 10[643].

Теперь всем казалось, что эпидемия была всегда. Все, что делали и о чем тревожились жители города, определялось болезнью.

Архиепископ отпустил монахинь работать в госпиталях, включая и еврейские больницы. Он разрешил им нарушать правила своих орденов, ночевать не в обители и прервать обет молчания. Им можно было не исповедоваться.

К тому времени многие из тех, кто изъявил желание стать волонтерами, уже передумали. Кому-то было слишком трудно, кому-то — слишком противно, кто-то сам заболел. А кто-то просто всерьез испугался. Каждый день газеты печатали объявления, призывавшие горожан идти в волонтеры.

Только за один день 10 октября эпидемия убила в Филадельфии 759 человек. До эпидемии смертность от всех причин — болезней, несчастных случаев, самоубийств и убийств — в среднем не превышала 485 случаев в неделю.

Страх начал разрушать установившееся было единение. Доверие рассыпалось на глазах. Люди смотрели друг на друга не просто с раздражением, а с откровенной злобой, не просто переругивались и тянули одеяло на себя — среди всеобщего бедствия пышным цветом расцвел эгоизм. Сотни тысяч больных в городе стали невероятно тяжелой обузой. Город впал в отчаяние и хаос.

Мольбы к волонтерам — вступайте, записывайтесь! — становились все более печальными и пронзительными. Газеты напечатали воззвание миссис Мартин под заголовком «Отдел помощи в чрезвычайных ситуациях приглашает волонтеров для ухода за больными»[644]. Она писала: «В час нынешнего отчаянного кризиса отдел помощи при чрезвычайных ситуациях призывает всех… кто свободен от ухода за больными дома и сам здоров… явиться по адресу Уолнат-стрит, 1428 в воскресенье утром — как можно раньше. Отдел открыт весь день, а волонтеры будут зачислены и немедленно направлены на экстренную работу».

Крузен объявил: «Обязанность каждой добропорядочной женщины в городе, которая имеет возможность оторваться от домашних дел, — записаться в волонтеры».

Но кто теперь слушал Крузена?

Миссис Мартин взывала о помощи к тем, у кого «есть две руки и желание работать»[645].

Откликнулись немногие.

13 октября Бюро детской гигиены публично попросило соседей забирать к себе детей, родители которых умерли или были при смерти. Не отозвался почти никто.

Элизабет Мартин умоляла: «Нам просто необходимо больше добровольных помощников… Мы перестали помогать обычным больным… Но почти все наши подопечные при смерти. Мы обращаемся ко всем здоровым женщинам в Филадельфии, даже к тем, у кого нет опыта ухода за больными: не придете ли вы к нам на помощь?»[646]

Но и на этот призыв откликнулись единицы.

Людям требовалось не только лечение, требовался самый обычный уход. Болели целые семьи, и этих людей было некому кормить. Крузен вновь обратился к «здоровым женщинам, способным оставить дом», с просьбой «принять участие в борьбе с эпидемией».

Но к тому времени жители были уже по горло сыты мольбами и просьбами — и замкнулись в себе. Не было самого главного — доверия, а без доверия рушились все человеческие отношения.

Профессионалы продолжали выполнять свой долг. Одна женщина-врач сказала, что боится умереть, если останется в больнице, и бросила работу. Однако такие случаи были редкостью. Врачи умирали, но их коллеги продолжали работать. В Филадельфийской больнице работали 20 студенток школы медицинских сестер при нью-йоркском колледже Вассара. Две девушки умерли, но остальные «держались потрясающе… и сказали, что будут работать еще лучше»[647].