Подобная агрессивность, конечно, встречалась, но сама испанка 1918 г. не была расисткой и не обращала внимания, к какому классу принадлежат жертвы. Да, с эпидемиологической точки зрения имела место корреляция между скученностью населения — то есть классовым признаком — и смертностью, но все же болезнь могла напасть на кого угодно. Смерть молодых, сильных и здоровых солдат ужасала всех. Грипп был слишком универсален — совершенно очевидно, что заболеваемость не была связана ни с расовой, ни с классовой принадлежностью. В Филадельфии черные и белые получали практически одинаковое лечение. В шахтерских районах владельцы шахт — пусть даже из корысти, не желая терять рабочую силу, — старались найти врачей для своих рабочих. На Аляске, забыв о расизме, власти предприняли значительные (хотя и запоздалые) усилия для спасения эскимосов. Даже та сотрудница Красного Креста, которую тошнило от грязи, изо дня в день рисковала жизнью в одном из самых пострадавших районов страны.
Во время второй волны многие местные политики, растерявшись, выпустили вожжи, и те, кто обладал реальной властью — от аристократов Филадельфии до гражданского комитета Финикса, — взяли управление в свои руки. И, как правило, они пользовались властью для того, чтобы защитить общество, а не для того, чтобы его расколоть. Они распределяли ресурсы на всех, не стараясь приберечь их только для себя.
Впрочем, кто бы ни оказывался у руля — городское правительство или влиятельные группы частных лиц, — единство общества, несмотря на все усилия, не удавалось сохранить никому. Не удавалось, потому что власти, старые или новые, лгали — и, следовательно, теряли доверие. (Сан-Франциско стал редким исключением — его руководители говорили правду, и город ответил массовым героизмом.) А лгали они ради войны, работая на пропагандистскую машину, созданную Вильсоном.
Невозможно подсчитать, сколько смертей причинила ложь. Невозможно подсчитать, сколько молодых людей умерли из-за того, что армия отказалась последовать советам начальника своего собственного медицинского управления. И пока власти уверяли народ, что это какой-то несчастный грипп, ничем не отличающийся от банальной простуды, люди — во всяком случае, некоторые — верили им и заражались, не пытаясь уберечься, хотя при ином подходе властей этого могло и не случиться. Люди умерли, хотя могли бы остаться в живых — во всяком случае, некоторые. Страх действительно убивал. Он убивал, потому что человек, охваченный страхом, не станет помогать ближнему, который нуждается в помощи, но не получает ее, — а ведь многим для того, чтобы выжить, нужны были только пища, питье и покой.
Также невозможно точно определить количество умерших. Статистика — это всего лишь приблизительная оценка, и можно лишь сказать, что от общих данных кровь стынет в жилах.
Мало где в мире существовали надежные службы, которые вели демографическую статистику, но даже они, неплохо работавшие в обычных условиях, не могли угнаться за чудовищной заболеваемостью и смертностью. В Соединенных Штатах только в крупных городах и в 24 штатах (так называемая зона регистрации) велась статистика естественного движения населения, которая была достаточно точной для включения в базу данных Государственной службы здравоохранения. Но даже в этих местах все, от врача до клерка государственного учреждения, старались выжить сами или помочь выжить другим. Ведение учета отошло на второй план, да и потом, когда обстановка стала более спокойной, никто не озаботился восстановлением точных данных. В развивающихся странах ситуация была гораздо хуже, а в сельских районах Индии, России (где в это время шла ожесточенная гражданская война), Китая, Африки и Южной Америки болезнь зачастую была более вирулентной, но заболеваемость практически не регистрировали.
Первые серьезные попытки количественно оценить смертность во время эпидемии были предприняты только в 1927 г. Американская медицинская ассоциация профинансировала одно исследование, в ходе которого абсолютную смертность оценили в 21 миллион человек. Когда современные СМИ пишут про «более чем 20 миллионов умерших», они берут данные именно из этого источника. Однако каждый пересмотр, производившийся после 1927 г., показывал все более и более высокие цифры. Изначально число смертей в США считали равным 550 тысячам. В наше время эпидемиологи уверены, что при населении 105 миллионов человек умерли 675 тысяч. В 2004 г., когда вышло первое издание этой книги, население США превышало 291 миллион человек.
Во всем мире оба показателя — и оценка смертности, и население — выросли куда больше.
В 1940-е гг. нобелевский лауреат Макфарлейн Бёрнет, посвятивший большую часть своей научной карьеры изучению гриппа, оценивал число смертей в диапазоне от 50 до 100 миллионов.