Испанская дивизия — союзник Третьего рейха, 1941–1945 гг.

Ребенок на войне — это страшно даже себе представить, а как страшно самому ребенку! Сейчас очень легко рассуждать о том, что новгородцы могли легко эвакуироваться из города. Ведь до советской линии обороны на Волховце им нужно было пройти чуть больше километра! Но кто об этом знал тогда, в 1941 году? Новгородские беженцы оказались непосредственно на самой линии фронта: «Испанцы во время боя (34 человека) тоже находились в этом же доме, где и мы. Когда начался бой, их командир отдал приказ к бою, а сам выбежал на улицу, но сразу же был убит. Мы кричали, плакали, а испанские солдаты сидели тихо, не подавая никаких признаков жизни и не вступая в бой. Соседний дом был нашими солдатами подожжен, но дом, где находились мы, поджигать наши бойцы не стали, так как услышали наши крики и плач. Благодаря нам испанцы остались живы. А ведь они входили в линию обороны. Когда бой прекратился, они разломали шкаф, чтобы сделать из него гроб для своего командира и похоронить его. После боя солдаты собрали трупы своих и наших солдат в две кучи. Своих испанцы хоронили, а наших сбрасывали в канавы»[550].

От русских морозов испанцы спасались любыми возможными способами. Александре Охапкиной запомнилась следующая картина: «Из Шевелева испанцы погнали нас дальше, к деревне Ямно, на другом берегу Волхова. За деревней увидели идущих испанцев. Они имели очень жалкий вид: почти все пьяные, из-за сильного мороза на плечи наброшены одеяла, какие-то шарфы, тряпки. Оказалось, что это те испанцы, которые были в монастыре Ионы Отенского. Они должны были держать оборону, но убежали. Вся линия обороны по побережью озера Ильмень состояла из испанцев.

Шли мы через озеро. Кругом сугробы выше нашего роста, январь, мороз 42 градуса. Дошли до Мясного Бора. А от него на Ленинград вся дорога в фурах на лошадях. На обороне везде стояли испанцы, испанская Голубая дивизия. Патрули, тоже испанцы, никуда никого не пропускали. Они очень боялись холода и спасались от него спиртным. Напьются и стоят, не обращая ни на что внимания.

Наверное, по этой причине через два дня двое испанских патрулей, вероятно, не очень внимательных, пропустили нас, и мы пошли в сторону Новгорода»[551].

Искренняя вера человека в то, что «дома и стены помогают», далеко не всегда оказывается истиной. А система координат «свой — чужой» все чаще давала сбои, поскольку свои — советские — иногда оказывались хуже, чем чужие — испанцы. Но все-таки беженцам повезло: «Наконец пришли в наш родной Новгород. Везде одни руины, ни одного целого дома, и кругом испанские патрули, а из местных людей практически никого.

Остановились у Петровского кладбища, а что делать дальше? Пули свистят над головами, спрятаться негде. А у самого кладбища — маленький домик. Вдруг оттуда вышел хозяин, пожалел нас и пустил к себе. У него уже сидела женщина с пятью детьми. И нас 11 человек детей. Голодные, рваные, замерзшие. Принес он из подвала 16 картофелин, на чугунке испек из чего-то лепешку, разделил ее на 16 маленьких кусочков и дал нам. Никого не обидел.

А были и такие, как бывший начальник железной дороги, командир карательного отряда Александр Иванович в деревне Мотонь, недалеко от Коростыни, который всю округу держал в страхе. Всех подозреваемых он безжалостно расстреливал сам. Немцы ему поручали выполнять самые жестокие расправы над местными жителями»[552].

Так получалось, что сами русские были иногда для русских более опасными врагами, чем иноземные захватчики.

Были случаи, когда этим самым детям испанцы спасали жизнь. Работница испанской прачечной Лидия Осипова описывает такой случай: «Приходим на работу, а в помещении команды нет крыши. Ночью попал снаряд. Очень трогательная и характерная для испанцев человеческая черточка: при нашей команде болтается беспризорный мальчик, русский, сирота военного времени. Никто как будто бы из солдат, а тем более капитан, им не интересовались, но, когда снаряд попал наверх, где спальня команды и где был этот мальчик, капитан в одном белье понесся наверх, схватил мальчишку на руки и помчался с ним в бункер.

Испанский же бункер — это не то, что немецкий. У немцев бункеры всегда в образцовом порядке, наш же был больше чем наполовину наполнен водой. Потому что все дожди стекали в него. А испанцам и в голову не приходило заглянуть туда. И вот капитан стоял в воде почти по пояс, держа на руках мальчика. А мальчик совсем не маленький для своих 12 лет. Стрельба продолжалась около получаса, и он все время так и простоял в воде.

Причем поведение капитана считается, по-видимому, совершенно нормальным.

Рассказывая мне все ночные происшествия, ни один испанец не сказал ни слова про это. Это мне рассказали военнопленные сапожники, которые работают в нашей команде. Как же населению не любить этих полоумных?»[553].