Испанская дивизия — союзник Третьего рейха, 1941–1945 гг.

Защищенный от непогоды и опасности, он стал пробовать рождественские сладости и ликеры, которые прибыли из Испании и Германии. Возникла проблема с „подарком фюрера“: каждый офицер получил бутылку отменного французского шампанского, но его подарок разбился вдребезги, а жидкость успела замерзнуть в пути.

Руис развернул газету и увидел кусок льда в форме бутылки. Очистив от осколков стекла, газеты и соломы, он опустил его в котелок на плите. Через несколько минут он отхлебывал шампанское, выдохшееся и теплое, но все-таки шампанское. Снова испанская импровизация взяла верх над русской зимой»[539].

Снег, шампанское и рождественские песнопения способствовали романтическому настроению. «Nochebuena — канун Рождества. Артиллеристы Руиса по очереди преклоняли колено перед капелланом. Пока тот выслушивал торопливые исповеди одних, другие стояли в бункере лейтенанта и оживленно беседовали. Они подтолкнули солдата Корелла к печи и попросили прочитать стихи. Темноволосый одноглазый валенсиец начал: „Я иду, мечтая, по дороге днем. Золотисто-коричневые холмы, зеленые сосны, пыльные тропинки…“

Пока он читал, перед мысленными взорами солдат представали прекрасные виды Испании — солнце, оживление, женщины. Очарованные, они слушали, переносясь в счастливые времена. Бард закончил. Тишину прерывало только бормотание священника, отпускающего грехи…

„Надеюсь, наша декламация не помешала вам, отец“, — смущенно спросил священника лейтенант. „Нет, все нормально, не беспокойтесь, — ответил капеллан, — завтра я проведу мессу“»[540].

Читая эти строки, думаешь о том, что описываются реалии не войны, а какого-то религиозного паломничества: «Занималась заря, и романтическое сердце поэта наполнилось чудом Рождества. Он поглядел на восходящее солнце, и на него нашло вдохновение. Перед его глазами была колючая проволока, белый снег, замерзшая река, позади враг и темный лес. А поверх всего он увидел Бога, благословляющего его измученный мир, как солнце, несущее свет»[541]. Следующий эпизод, описанный американскими авторами, очень напоминает рождественскую притчу: «Что это было? На рассвете было плохо видно. Корелла схватил бинокль и направил его на противоположный берег — советский солдат. Сгорбившись, человек на той стороне вылез из траншеи и пробирался к разрушенной избе. „Иван“ остановился, очевидно, чувствуя себя в безопасности в полутьме. Он вынул большое бревно из каменной кладки, положил его на плечо и повернул назад.

Корелла, чья мечтательность мгновенно улетучилась, взметнул отполированный ствол, нацелившись на фигуру в отдалении. Палец испанца находился на спусковом крючке.

Но вдруг Корелла увидел уже не советского солдата, а лишь человека, который вышел собрать дров для костра. Корелла хорошо стрелял на большом расстоянии. Одно легкое движение — и все будет кончено: еще один труп, растянувшийся на снегу.

„Но изменит ли это ход войны? Что даст смерть одного человека — человека, занимающегося безобидным делом? Какая разница — один человек из армии миллионов?“… В любом случае советский солдат был человеком. Человеком, который будет убит случайно и понапрасну в рождественское утро»[542].

Конец притчи о всеобщей рождественской любви ко всем, в том числе и врагам, прост и предсказуем: «И христианин в Корелле взял верх над антикоммунистом. Если он убьет русского — по законам войны он нарушит дух святого праздника и уже не сможет сочинять стихи.

Однако надо было что-то делать. Тишину нарушил пулеметный огонь. Комья снега осыпали русского. Испугавшись, „Иван“ бросился навзничь. Корелла, улыбаясь, стал его обстреливать справа и слева. Русский угадал намерения испанского солдата. Он встал, поднял бревно, медленно развернулся и пошел к своим позициям. Корелла следил за каждым его шагом. Он видел, как русский бросил бревно в траншею и слез туда сам. Корелла отметил его исчезновение новым залпом — прощальным салютом и грозным предостережением. Перемирие окончилось»[543].

Я не исключаю, что подобная история имела место на самом деле. На войне случалось немало странностей, тем более если это касалось испанских солдат. На фоне других союзников Третьего рейха они выглядели достаточно специфически. И здесь хотелось бы посмотреть на их поведение в невоенной обстановке глазами немецкого командования и мирного русского населения.