Испанская дивизия — союзник Третьего рейха, 1941–1945 гг.

Через некоторое время Вера испытала новое потрясение: «Из разговора с ним в момент его приезда к матери и в личной беседе со мной он рассказывал, что принимал участие в боях против Советской армии в районе городов Волхова и Тихвина. Причем он мне тогда сказал: „Из Пушкина нашу часть отправят в район Тихвина и Волхова, где шли бои с войсками Советской армии, а сейчас едем в Испанию“.

Здесь я, увидев на левой стороне груди Иносемского какой-то наградной знак, какой точно, я не помню, спросила его: „Это что за награждение ты получил?“

Иносемский ответил: „Да это так, получил от испанцев“.

Больше о его награждении я не спрашивала, так как мне было неприятно, что русский за своих же русских от врага получает награждение»[522].

Наказание, которое он понес, было более чем суровым: двадцать пять лет лагерей. В 1955 г. он вышел на свободу по амнистии. В начале 90-х гг., проживая в Петербурге, требовал, чтобы его признали жертвой политических репрессий. В этом ему было отказано.

Кроме Иносемского, были и другие бывшие советские граждане, вступившие в Голубую дивизию. Понятно, что все они в основном проживали в местах ее дислокации: в Новгороде, Пушкине и Павловске. Были среди них и подростки: «Осташонок Юрий Михайлович, 1926–1927 г. рождения, русский, житель города Павловск, Ленинградской области»[523].

Иносемский впервые познакомился с ним в Мадриде в ИРО (американской организации помощи перемещенным лицам) в августе 1946 г.: «В процессе бесед Осташонок мне рассказал, что в Испанию выехал из Советского Союза добровольно, вместе с Голубой дивизией в 1943 году. После ее расформирования работал в северной части Испании на мельнице»[524].

Встречались Алексею Иносемскому и жители Новгородчины: «Семенов Сергей Васильевич, 1923 года рождения, русский, житель одной из деревень, расположенной в районе города Новгорода. Познакомился я с ним в июле 1944 года в испанском легионе. Семенов о себе мне рассказывал, что он из Советского Союза в Испанию выехал с одним из батальонов Голубой дивизии в конце 1942 года или в начале 1943-го.

Когда и при каких обстоятельствах Семенов поступил в Голубую дивизию, мне неизвестно. На территории Испании после расформирования батальона работал у крестьян в сельском хозяйстве. В июле 1944 года добровольно поступил на службу в испанский иностранный легион № 2, дислоцировавшийся в местечке Дар-Риффиен, в 9–11 км от г. Сеута, на территории испанского Марокко. В его составе служил в пулеметной роте сначала рядовым, а затем, с сентября 1946 года, командиром пулеметного расчета в звании кабо, что в переводе на русский язык равно ефрейтору, под фамилией Чирога Александр (вполне вероятно, что „Чирога“ — это искаженное имя „Серега“. — Б. К.).

После истечения трехгодичного срока службы, в июле 1947 года, из легиона он был демобилизован, затем получил документы на право жительства в Испании и работал в качестве шофера в городе Мадрид у одного чиновника или торговца. В разговорах со мной Семенов высказывал серьезные намерения остаться на жительство в Испании или выехать в другую какую-нибудь страну»[525].

Особую роль в Голубой дивизии играли переводчики. В большинстве своем они были русскими. По логике, эти люди должны были быть максимально близки к местному населению. Однако своим поведением они часто отличались от других оккупантов не в лучшую сторону. Так, дочь новгородского бургомистра Людмила Джиованни позднее вспоминала: «Но самыми отвратительными из них были переводчики…

Смотрели на нас свысока, что мы советские. Называли нас красным быдлом. Это было очень унизительно»[526].

Лидия Осипова в своем «Дневнике коллаборантки» весьма жестко отзывается о некоторых русских эмигрантах, служивших у испанцев: «Познакомилась еще с одним переводчиком у испанцев. Некий Доцкий. Тоже белый эмигрант и весьма стандартный — парижский шофер, потом наемник испанской армии. Правда, боролся против красных. Но это, вероятно, случайность. Франко больше платил. Вульгарный хапуга…

Через Доцкого, за взятку ему, конечно, я устраиваюсь заведовать испанской прачечной»[527].

Осипова и ее муж ненавидели советскую власть. Свой военный дневник 22 июня 1941 г. она начинает следующими словами: «Сегодня сообщили по радио о нападении немцев на нас. Война, по-видимому, началась, и война настоящая.

Неужели же приближается наше освобождение? Каковы бы ни были немцы — хуже нашего не будет. Да и что нам до немцев? Жить-то будем без них. У всех такое самочувствие, что вот, наконец, пришло то, чего мы все так долго ждали и на что не смели даже надеяться, но в глубине сознания все же крепко надеялись. Да и не будь этой надежды, жить было бы невозможно и нечем. А что победят немцы — сомнения нет. Прости меня, Господи!

Я не враг своему народу, своей родине. Не выродок. Но нужно смотреть прямо правде в глаза: мы все, вся Россия страстно желаем победы врагу, какой бы он там ни был. Этот проклятый строй украл у нас все, в том числе и чувство патриотизма»[528].