Испанская дивизия — союзник Третьего рейха, 1941–1945 гг.

После этого «сигнала» все зачинщики, пять человек, были вызваны к коменданту. Последний, вначале поругав их за склоку, согласился вновь принять на работу кого-либо из бывшего состава управы для негласного контроля за Морозовым и его окружением. Эта функция была возложена на А. Н. Егунова, который совмещал ее с руководством отделом народного образования.

Дней через десять после этого, 17 ноября 1941 г., Морозова убил испанский солдат. Произошло это при следующих обстоятельствах. В городской управе была организована выдача молока служащим управы, детям и беременным женщинам — по литру на человека. За молоком стали приходить и испанские солдаты, но так как его было мало, отпускалось оно им с большим неудовольствием. На этой почве случались частые недоразумения.

В один из дней, когда испанские солдаты вновь пришли за молоком, Морозов находился в нетрезвом состоянии. Недовольный тем, что из-за испанцев сотрудникам управы остается мало молока, бургомистр начал с ними скандалить. Морозов кричал по-русски, а испанцы — на своем родном языке. В ходе этой перепалки бургомистр стал толкаться и спустил солдата Голубой дивизии с лестницы. Оскорбленный испанец выхватил пистолет и двумя выстрелами убил Морозова[104].

Немецкое командование весьма нервно отреагировало на убийство своего ставленника. Начальник штаба 16-й армии вермахта получил по этому поводу совершенно секретную депешу. В ней говорилось следующее: «К теме телефонного разговора, состоявшегося утром 17.11.41, прилагается отчет о разговоре командующего генерала с командиром 250-й испанской дивизии.

В дополнение к этому сообщается, что сегодня во второй половине дня русский бургомистр, назначенный гарнизонной комендатурой в Новгороде, был застрелен испанским солдатом. Следствие по этому делу заведено.

К вопросу старшего офицера о руководстве штаба связи сообщается, что командование штабом представляется нецелесообразным.

В сложившейся ситуации нельзя не предположить, что число убийств возрастет. Больше следует опасаться того, что при наличии энергичной личности, желающей себя проявить, будет расти пассивное сопротивление испанцев и трудности, связанные с ними, тем самым возрастут»[105].

Испанского солдата, убившего русского бургомистра, впоследствии судили, но наказание он понес условное.

По донесениям советских агентов, в это время в городе оставались в основном одни испанцы. После более чем двухмесячного отсутствия (все это время он находился непосредственно на передовой) 21 декабря в Новгород вернулся капитан Гильермо Диас дель Рио: «Мы приехали в Новгород в шесть часов вечера. Я был поражен теми изменениями, которые произошли в городе из-за непрерывного обстрела артиллерией противника.

Новый командный пункт располагался в подвале. Вполне вероятно, что это были древние подземелья дворца. Мы туда спускались по вертикальной лестнице. На первом этаже дворца была большая комната со сводчатым потолком, который поддерживали широкие столбы. В этом помещении мы увидели великолепные фрески. Возникло чувство, что мы присутствуем на съемках какого-то исторического фильма»[106].

Через несколько дней наступил один из главных праздников христианского мира. Испанцы встречали его в весьма непривычной обстановке: «Температура в конце декабря составляла от 30 до 40 градусов ниже нуля. Наши укрытия в Кремле с печками стали нашим спасением.

Рождество 1941 года мы встретили, как смогли. Из Испании нам прислали марципаны, нугу и вино. Неожиданностью было то, что вино превратилось в лед. Нужно было разбить бутылку, а затем ее содержимое нагреть в подходящей емкости»[107].

Нельзя сказать, что в это время испанские офицеры испытывали какую-либо нужду. Рождество 1941 г. запомнилось Гильермо Диасу дель Рио такими деталями: «Рождественские песни были прекрасны, как обычно, радость от праздника была велика, несмотря на все обстоятельства»[108].

Коренных жителей в Новгороде практически не осталось, большая их часть была эвакуирована в тыл испанских и немецких войск. Оставалось всего несколько семей, которые не имели возможности уехать. Но военный комендант приказал им это сделать в течение 24 часов, пригрозив заключить всех оставшихся русских в тюрьму или в концлагерь.

Испанский капитан отмечал, что в городе остались только пациенты больницы для душевнобольных: «Иногда мы натыкались на них. Санитары отпускали их на прогулку. Нам было непонятно, как они могут жить, что они едят? Война — это очень страшно. Эта мысль не покидала меня. Что стало с жителями Новгорода, этого великолепного города, который почти разрушен в результате войны?»[109]

Свои страдания всегда переживаются гораздо острее, чем чужие: «Но тут я вспомнил, почему мы здесь, о нашем крестовом походе против большевизма, вспомнил о страданиях испанского народа в течение почти трех лет гражданской войны, в которых были виноваты большевики»[110].