Испанская дивизия — союзник Третьего рейха, 1941–1945 гг.

Николай Иванов отмечал, что в этих боях «народные мстители действовали активно и результативно. Но окончательный удар по фашистам нанесли подоспевшие силы 59-й армии. Мощный огонь нашей артиллерии смел с лица земли вражеские укрепления. Немногим из врагов удалось убежать обратно за Волхов, на правом берегу которого советские части закрепились в районе деревень Шевелево, Ситно, Русса, Горелово, Городок»[207].

В немецкий тыл потянулись раненые испанские добровольцы. В госпиталях в Новгороде, Порхове, Сольцах стали раздаваться многочисленные жалобы и проклятья на испанском языке. Немецкий хирург Ханс Киллиан позднее вспоминал: «Полевой госпиталь испанцев находится к северо-западу от Новгорода, на озере Ильмень. Нам нужно установить с ним связь, и я отправляюсь туда…

Новгород находится под постоянным обстрелом. Линия фронта едва ли в четырех километрах. Недалеко от города, в Григорове, мы обнаруживаем полевой госпиталь Голубой дивизии. Пятьдесят тяжелораненых, под наблюдением двух молодых и энергичных испанских хирургов, по-прежнему находятся здесь. Оба доктора поведали мне много интересного и познавательного о своем опыте во время испанской революции, когда шли тяжелые бои с интернациональными бригадами. Они накопили уже довольно богатый опыт в обработке ран»[208].

Некоторый цинизм медика можно понять. Для него война — это не только смерть и человеческое страдание, но и возможность собрать интересный и важный научный материал: «Хирурги из Испании оказались славными ребятами, жизнерадостными, приветливыми и отзывчивыми. Мы долго болтали о военной хирургии, попивая южное красное вино с восхитительными оливками — посреди холодной России»[209].

Однако и сам врач вскоре оказался в положении пациента Солецкого госпиталя: «Здесь находятся восемьдесят тяжело раненных солдат. Многие из них молятся вслух, жалобно завывают, стонут и причитают: „Misericordia! Misericordia… Maria…“[210]

Их жалобный вой не смолкает ни на секунду. Почти у всех раны сильно гноятся. Насколько жестоки и страшны испанцы в бою, настолько же, раненные, они напоминают плаксивых детей»[211].

Разногласия между немцами и испанцами были весьма частыми. Союзников Голубой дивизии больше всего настораживала непредсказуемость иберийских добровольцев.

В двадцатых числах ноября 1941 г. ветеран боев на Волхове Александр Добров получил приказ оставить Муравьи и перейти в район деревни Никиткино для обеспечения артиллерийской поддержки советской пехоты, занимающей там оборону.

Никиткино было расположено в 2–2,5 км на восток от Муравьев. На юг от этой деревни, в пределах 300–400 м, находился командный пункт 2-го батальона 1002-го стрелкового полка. Батальон занимал оборону шириной около 1 км по опушке леса ниже Никиткино. До войны это была достаточно зажиточная деревня, где кроме русских проживало немало латышских семей. После войны она так и не возродилась.

Соединения испанской 250-й пехотной дивизии (Голубой) располагались на южной окраине Никиткино и далее по лесу на северо-восток в направлении деревни Посад. В это время испанцы особой активности не проявляли. Разведчики шутили: «Зализывают раны, полученные в Муравьях!»[212].

Испанцы понесли серьезные потери. Их шутки все больше стали отдавать могильным душком. Когда генерал Муньос Грандес посетил передовые испанские отряды в Никиткино, сформированные из фалангистов провинции Мурсия, то услышал следующую фразу:

«— Говорят, мы — правильная дивизия, мой генерал.

— Неужели?

— Да, синьор. С той скоростью, с которой сокращается наша численность, скоро от нас ничего не останется»[213].

Это было правдой. Из роты в 200 человек осталось всего 42 солдата.

Населенного пункта Никиткино как такового уже практически не было. Кое-где торчали куски бревен и разбитые остатки печных труб. Уцелел лишь один большой сарай. Все, что осталось от деревни, испанцы и немцы использовали на строительство дзотов и блиндажей[214].

Но Красной армии катастрофически не хватало боеприпасов. Артиллеристы регулярно получали приказы о необходимости всячески экономить снаряды. Они были нужны севернее — там, где развивалось наступление под Тихвином. Далеко не всегда было благополучно даже с самым простым стрелковым оружием. Один из ветеранов Н. Н. Никулин позднее вспоминал: «Мне приходилось видеть убитых красноармейцев с палкой в руках, к которой был привязан штык. С таким первобытным оружием солдат посылали в атаку! Винтовок не хватало»[215].