Испанская дочь

Какао-бобы почти уже готовы. Машина для обжарки зерен, изобретенная моей бабушкой, оказалась поистине великолепной! В Испании я никогда ею не пользовалась, относясь к ней как к фамильной ценности – как к доставшемуся от бабушки сувениру, с которого надо лишь сдувать пылинки и которым следует восхищаться как произведением искусства. Но когда ла Кордобеза послала мне ростер из-за океана, и это хитроумное устройство преодолело все опасные воды и выдержало столь непредсказуемое путешествие на борту двух межконтинентальных лайнеров, я была так рада снова его увидеть, что сразу же установила в своей новой chocolatería, и машина принялась служить мне верой и правдой.

Ко мне вернулась привычка громко напевать песенки из zarzuelas, и моя новая помощница Майра так же усвоила давнишнюю (причем прескверную) привычку Кордобезы затыкать уши ватными шариками.

Впрочем, меня это ничуть не задевает, поскольку двухлетнему сынишке Альберто, Армандито, очень нравится слушать, как я пою, а также бегать за мною по кухне, заучивая слова песенок и раз за разом выспрашивая, из чего состоят мои трюфели, которые он любит больше жизни.

– Шоколад, масло, leche[87], – то и дело лепечет он на своем детском языке.

Как же я люблю эти его круглые розовые щечки – я могу любоваться ими день-деньской!

Хотя поначалу Майра немного меня остерегалась – ведь с моей подачи ее двоюродная сестра Элиза оказалась за решеткой, – но со временем она осознала, что именно Элиза сама себе это устроила, а вовсе не я.

В мою пользу говорило и то, что именно я неназойливо подтолкнула Альберто к тому, чтобы на ней жениться. Должна признать, было это непросто. Брат далеко не сразу сумел принять решение жениться на Майре – в конце концов, на священника он учился уже долгие годы, – но, к счастью, он все же разобрался в своих чувствах и решил дать Армандито нормальную семью.

После того как во всем регионе разом обвалился весь какао-бизнес, большинство землевладельцев-французов вернулись в Европу. В числе тех возвращенцев были и Лоран с Анхеликой. Вчетвером мы решили продать асьенду и всю землю при ней дону Фернандо дель Рио, который решил культивировать новую плантацию с нуля. Он повыкорчевывал все старые, поврежденные болезнью деревья и посадил новые. Успех от этого проекта может ожидаться лишь через многие годы – но это уже не наша забота!

Получив свою часть денег от продажи, Анхелика купила билеты до Европы, планируя ближайшие несколько месяцев путешествовать по Старому Свету. Предвкушая новое приключение, она пребывала в весьма приподнятом состоянии духа и даже улыбнулась мне приветливо, когда мы виделись последний раз.

Не без сожаления мы обе осознали, что в нас намного больше общего, нежели когда-то казалось: и стремление к приключениям, и нетерпимость к городским сплетникам, и даже нелюбовь к свекле. Радостно и горько было понимать, что, как только я начала как следует узнавать свою сестру и смогла как-то загладить перед ней вину, Анхелике понадобилось уехать.

Сама я в итоге приобрела себе кофейню – ту самую, в которой однажды побывала с Мартином. Это потребовало некоторых вложений, но, учитывая мой опыт и радостный энтузиазм от того, что я, по сути, стала первым шоколатье в наших краях, бизнес мой начал постепенно окупаться. В считаные месяцы после того, как я открыла шоколадное кафе, у меня появилась небольшая, но довольно постоянная клиентура. Чтобы отведать мой шоколад, стали приезжать аж из Гуаякиля. Вскоре выяснилось, что в моем распоряжении будет эксклюзивный и высококачественный сорт какао-бобов, который поступал ко мне с новой, многообещающей плантации в Колумбии, хозяином которой стал не кто иной, как Мартин Сабатер.

После всех потрясений, вызванных эпидемией растений, он еще некоторое время оставался при нашей асьенде, всячески мне помогая там, где возникала такая нужда. Когда же ничего больше не осталось делать, Мартин собрал все свои сбережения и купил собственное имение на юге Колумбии, в местности под названием Валье-дель-Каука. В честь нашей дружбы он предложил мне покупать у него какао-бобы по более низкой цене и, мало того, пригласил меня когда-нибудь посетить его плантацию, которой в каждом своем письме он восхищается все больше.